Флавиан. Армагеддон - [38]
Да вспомни хоть Марию Египетскую или святых мучеников Вонифатия и Фотинию! Каковы мы и где они?
Так что прикладывайся, Лёша, к этому Терновому Венцу как подлинному Венцу Христову, и так же благоговейно делай это у нас в Покровском, когда целуешь тот венец, который ты привёз из Иерусалима, из арабской сувенирной лавки, и который мы освятили на Страстной Седмице в Великий Пяток!
Помни слова Спасителя: «Безумные и слепые! что больше: дар или жертвенник, освящающий дар?» (Матф. 23:19). Соответственно: что больше — прутья с колючками или благодать Духа Святого, освятившая их на страждущей главе Мессии и освящающая до сего дня каждую икону и каждую церковную святыню!
Вот, как-то так…
— Спаси тебя Христос, отче! — я поцеловал его плечо в выцветшем подряснике. — Я понял! Кажется, уже народ пошёл прикладываться…
— Пошли! — Флавиан тяжело поднялся со стула и похромал в сторону алтаря.
Мы подошли в конце очереди благоговейных поклонников и любопытных туристов — первые из них, осенив себя на католический манер крестным знамением, лобызали стеклянную капсулу, обвитую золотым ажуром, внутри которой в оставленном в нижней части окошке были видны прутья терния; вторые, остановившись на мгновенье и поглазев на достопримечательность, проходили дальше.
Должен заметить, что верующих католиков было много; некоторые были в монашеской одежде разного вида — вероятно, из разных монашеских общин; немалое число составляли и паломники из Африки и Латинской Америки, из стран, где Католическая Церковь традиционно распространена и имеет значительную паству.
Мы с Флавианом подошли, перекрестились, поцеловали Венец и отошли, молясь про себя каждый о своём.
Я молился о Флавиане, чтобы Господь дал ему сил нести крест пастырский с той же самоотдачей и любовью, с какими он это делал всю свою священническую жизнь.
И чтобы его болезни доставляли ему меньше проблем с исполнением его духовнической и молитвенной работы, ибо потеря «трудоспособности» была для него самым ужасным испытанием.
О чём молился Флавиан, не знаю…
***
Выйдя из Нотр-Дам де Пари, мы с батюшкой:
1. Прошлись по Латинскому кварталу.
2. Нашли (нашёл, конечно, я — Флавиан сильно не спорил) вполне приличный общепит, где готовят рыбные и морепродуктовые блюда, что-то вполне приличное там съели. Что именно, уже не помню, но впечатление-послевкусие сохранилось позитивное (готовить французы всё ещё не разучились!).
3. Посмотрели на Сорбонну.
4. Прошлись по набережной вдоль книжных развалов, где я купил у сувенирщиков несколько металлических маленьких копий Эйфелевой башни для подарков.
5. Таки провёз я Флавиана на застеклённом пароме-катере-боте-речном трамвайчике (так и не понял, как это судно правильно называть) по Сене! Слушали в индивидуальных аудиогидах на русском информацию о достопримечательностях, мимо которых проплывали. Если честно — ожидал от этой экскурсии большего…
6. По другой стороне набережной дошли до Площади Согласия и оттуда по Елисейским Полям до Триумфальной Арки.
7. От Триумфальной Арки я взял такси и отвёз Флавиана в отель, так как (он, конечно, порывался ножками топать!) вид у него после такой пешей прогулки за день был совсем «не фонтан»!
8. В отеле я напоил его чаем (настоящим, от Лао Ди, возимом мною в особом саквояжике!) и всеми вечерними лекарствами и уложил спать. Он заснул сразу как убитый!
9. А вот меня хватанула такая бессонница (очевидно, на нервной почве), что я, промаявшись часа полтора в кровати, встал, надел тапки и прямо в пижаме уселся в кресло у окна с большими афонскими чётками. Отрубился я всё-таки прямо в кресле, при первых лучах восходящего над Парижем солнца.
Париж увидел. Умереть не захотелось…
Глава 12
ПО ЕВРОПАМ. БЕРЛИН
— Так можно фотографировать в музее или нет? — мой вопрос на английском поставил в тупик пожилую немецкую смотрительницу Археологического музея в Берлине.
— Можно, но только не использовать вспышку! — перевёл, наконец, Флавиан с её немецкого.
— О'кей! Филь данке, фрау! — раскланялся я с этой почтенной дамой и вытащил из сумки «друга Марка».
***
На Музейный Остров в Берлине мы попали почти случайно, если, конечно, забыть слова Блеза Паскаля — великого христианского философа, которого мы больше знаем как учёного математика и физика, преимущественно по Закону Паскаля — «Случай — это псевдоним, который избрал себе Господь Бог».
Точнее не скажешь! (Флавиан, кстати, с этим тоже согласен).
В общем, случилось так, что наша пересадка в Берлине по пути в Милан вместо полутора часов вылилась в почти полуторасуточную остановку в столице Германии.
Другой кто-нибудь, «грубый и эстетически не развитый», предпочёл бы всё это время просидеть в аэропорту, перемещаясь попеременно из «Дьюти-Фри» в многочисленные «едальные» заведения, запивая расстройство от вынужденной остановки немецким пивом и заедая американским «биг-маком».
Но не таков ваш покорный слуга! (ну, почти покорный…). Я таки вытащил многокилограммовое духоносное творение Божье по имени Флавиан из этого самолётного вокзала и заставил тряхнуть подрясником по улицам Берлина. «Я сделал это!» (цитата из какого-то голливудского фильма).
Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу… — призывает за каждым богослужением Церковь Христова. Казалось бы просто, только войди… Но путь у каждого свой. Об этом пути, проходящем иногда через скорби и болезни, всегда — через смиренную гордыню и отброшенную суетность, сопровождаемом многими чудесами, рассказывает книга протоиерея Александра Торика «Флавиан».
«Я стоял перед Отрадой и Утешением всего человечества и чувствовал, что святая икона распахнулась передо мной, словно окно из затхлой комнатки земной жизни в безграничную Вечность Неба, и могучий поток чистого благоухающего неземными ароматами воздуха хлынул на меня из этого „окна“…» — так переживает встречу с великой святыней герой новой повести протоиерея Александра Торика «Флавиан. Жизнь продолжается…». В этой книге читателей ждет встреча как со старыми знакомцами (отцом Флавианом, Алексеем, Ириной), так и с новыми персонажами.
Новая книга протоиерея Александра Торика посвящена памяти великой подвижницы двадцатого века схимонахини Сепфоры, предсказавшей ещё в годы гонений нынешнее возрождение духовной и церковной жизни. Для людей старшего поколения, помнящих ещё геноцид безбожной власти против собственного верующего народа, трудно воспринять иначе как чудо нынешнее строительство храмов и монастырей, восстановление богослужебной и проповеднической миссии Церкви, массовое издание духовной литературы.
«Что-то произошло со мной там, на горе, на вершине Афона, какая-то метаморфоза. Вроде бы я все еще тот, что был до восхождения, а уже и не тот... Мирный дух, что пришёл ко мне после молитвы в храме Преображения, не покидает меня до сих пор. «Бог — мой! Я — Божий!» — это непоколебимое знание дает мне силы в любых жизненных ситуациях, проблемах и скорбях». Новая повесть протоиерея Александра Торика «Флавиан. Восхождение» продолжает цикл повестей о духовных исканиях Алексея и русского священника Флавиана, в прошлом физика и альпиниста.
Эта книга о русских. О русских людях. О русском офицере-спецназовце Сергее Русакове, прошедшем чеченский ад, о русской девчонке из детского дома, которую чуть было не продали «алики и джабраилы» в турецкий бордель, о русском попе-алкоголике, ставшем настоящим мучеником за веру, о русской бабушке Полине, сохранившей себя единственному «Васеньке», убитому в далёкой Великой Отечественной войне… И ещё о многих других русских людях, которым выпало жить в 21-м веке от Рождества Христова. Наверное, эта книга нужна для русских.
Перед глазами Димона, в бескрайнем пространстве темноты сверкало разноцветными огнями, гигантское вдаль и в ширину, хотя, в высоту и не выше обычной пятиэтажки, сооружение. Вдоль всего видимого фасада виднелись подсвеченные прожекторами разноцветные рекламные щиты с какими-то картинками и надписями на разных языках. Единственный помпезный вход переливался разноцветьем неоновых огней, напоминающим новоарбатские казино. Стали различимы слова на рекламных полотнищах, покрывающих фасад Терминала:«Добро пожаловать в Мечту!»«Ты ждал этого всю свою жизнь!»«Только здесь исполняются любые желания!»«Выбирай своё наслаждение!»«Счастье навсегда!».
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.