Фламенка - [8]

Лишь чудом шеи не ломая,

Удел злосчастный, доля злая!

Он темя трет, затылок гладит,

1260

То приподнимется, то сядет,

Сапог упавший надевает,

Застегивает гульф, зевает,

Потягивается устало,

Крестясь: «Ей, господи! начало

Хорошее, счастливый знак!»

Затем идет искать кушак,

Так на жену взглянув украдкой,

Что той становится не сладко.

«Я, – шепчет, – спятил, я в бреду.

1270

Другой такой я не найду!

И что ж не выбрал ты манеры

Вести себя, не принял меры?

Не можешь? – Смог бы. – Как? – Прибей!

Прибить? Но станет ли нежной

Она, прибавится ль добра в ней?

Иль сделается лишь злонравней:

Я до сих пор еще не слышал,

Чтоб толк битьем из дури вышел,

Напротив, злее после кар

1280

Горит в безумном сердце жар:

Оно в плену любви – не страшен

Ему плен крепостей и башен,

И своего оно в свой срок

Добьется, как будь страж ни строг!

Мой замысел таков: на голод,

На солнцепек, по и на холод

Ее в каморку помещу.

Ее любя, я не прощу

Себе, коль ей уйти от стражи

1290

Удастся; сам пойду я в стражи:

Таких, за совесть, не за страх

Мне верных, нет и в небесах.

Лишь это в силах сделать я.

Здесь вдоволь пищи и питья.

Езда претит мне верховая,

Я растолстею, отдыхая:

Что ж, нужен старику покой,

Да без заботы бы такой:

Совсем не отдых, прямо скажем,

1300

Быть старику девчонке стражем.

Где взять я хитростью смогу,

Где силой – но устерегу.

Весь опыт нужен будет мне,

Не влезть на башню по стене,

Пусть посидит там взаперти.

Девицу нужно мне найти,

Иль двух, чтоб находились с нею;

Повесят пусть меня за шею,

Коль без меня она хоть в храм

1310

Пойдет, хоть к мессе, хоть к часам,

Будь то великий праздник даже»,

Срывается он с места в раже,

Бежит на башню прямиком,

Уже и камнетес при нем.

Велит пробить, как для затвора,

Лаз узкий вроде коридора,

Чтоб выход к кухне был в стене.

Забыв об отдыхе и сне,

Он занят только этим лазом.

1320

Уж ревность отняла и разум,

И сердце, одолев беднягу.

Меж тем он в сторону ни шагу,

Но день за днем ее питает,

Растит и с ней в союз вступает.

Отныне он не моет лоб,

Похожа борода на сноп

Овса, который плохо связан,

Ее дерет и рвет не раз он

И волосы пихает в рот.

1330

Когда от ревности трясет

Его, он словно пес шальной.

Ревнивый – то же, что больной.

Писателям из Меца [81] сил

Хватило б вряд ли и чернил,

Чтоб описать тех действий пыл

И все, что н'Арчимбаут творил.

Едва ли Ревность бы сама

Сошла от ревности с ума,

Как он; смолкаю тут, и впредь

1340

Даю ревнивцам преуспеть

В воображенье диких дел

И злобных мин – то их удел.

Меж тем красавица в смятенье:

Угрозы все и нападенья

Ревнивца выносить должна,

Ей меньше смерти жизнь ценна.

Коль плохо днем, то ночью хуже:

Тоска сжимает только туже.

И утешаться нечем ей

1350

В той смерти, в горести своей.

При ней две девы пребывали,

Всегда, подобно ей, в печали.

Живя, как пленницы, в затворе,

Они ей скрашивали горе

Учтивой службой, как могли,

И в благородной к ней любви

Позабывали о тоске

Своей. Зажав ключи в руке,

Ревнивец часто появлялся.

1360

Надолго он не оставался,

Но, не затеяны ли шашни,

Следил, и целы ль стены башни.

Девицы ставили на стол

Что было, так как он завел

Через окошко, не мудря,

Как в трапезной монастыря,

Заране ставить все, откуда

Те брать могли питье и блюда.

После обеда всякий раз

1370

Он выходил, как напоказ,

Гулять; но были все стези

Его протоптаны вблизи,

Ибо на кухню заходил

Он и внимательно следил

За тем, что делает жена,

И часто видел, как она

Изящно режет хлеб, жаркое

И подает своей рукою

Двум девушкам, а заодно

1380

Еще и воду и вино.

И заключен был тайный сговор,

Чтоб не проговорился повар,

Что с них шпион не сводит глаз.

Но не хватило как-то раз

Вина девицам за обедом,

И был им тот секрет неведом,

Когда из-за стола одна

Пошла к окошку взять вина.

И н'арчимбаутова засада

1390

Открылась ей: таясь от взгляда

Ее, он вышел, но уже

О том сказала госпоже

Алис, девица, коей равных

Нет и средь самых благонравных.

Была другая, Маргарита,

Благоусердьем знаменита.

Старались оказать почет

Они Фламенке и уход

Создать. Ей выпало без счета

1400

Невзгод, преследует зевота

Ее, и вздохи, и тоска,

И все по воле муженька.

Слез выпила она немало.

Но бог – за то ль, что так страдала, -

Ей милости явил свои,

Не дав ребенка и любви,

Ибо, любя, но не питая

Ничем любви, она до края

Дошла бы в горести своей.

1410

Вовек не полюбить бы ей,

Когда б Любовь – чтоб не уныла

Была – ее не обучила

Тайком себе, но до поры

Ей не открыв своей игры.

Ей смерть мила. Из башни тесной

Открыта дверь лишь в день воскресный

Иль в праздник. Даже малословных

Бесед никто с ней, из духовных

Или из рыцарей будь он,

1420

Не вел, ведь в церкви отведен

Темнейший угол был Фламенке:

С двух от нее сторон по стенке,

Пред ней же сбитый из досок

Заборчик частый столь высок,

Что доходил до подбородка,

И там она сидела кротко.

Могли с ней вместе две подружки

И сам ревнивец быть в клетушке,

Но он любил вовне сидеть,

1430

Как леопард или медведь,

Всех озирая с подозреньем.

Ее, лишь в ясный день, за чтеньем

Евангелия, стоя рядом,

Вы б различили острым взглядом.

Ей подношенье отнести

Нельзя, к священнику ж пути

Не дать – все ж мудрено супругу,

Однако целовала руку

Лишь сквозь какой-нибудь покров.

1440

Податчиком ее даров

Был н'Арчимбаут, ее защита.

Священник, так как было скрыто

Лицо, рука же под перчаткой,

Ее не видел и украдкой