Фишка хромой - [17]
В комнате толчется плотная, дебелая девка с пухлыми, как сдобные булки, щеками. На голове у нее очень мало волос, а позади болтаются две косички. Локти у нее плотно прижаты к бокам, а руки выставлены вперед, точно оглобли, между которыми она двигается, скользит, не поднимая ног, головой вперед. Двигается она быстро, неся в руках скатерть, тарелки, и накрывает на стол.
Хае-Трайна шепнула ей что-то на ухо, и девица, повернув оглобли, устремила голову вперед, затем засеменила ножками и тотчас же исчезла из комнаты. В уголочке о чем-то спорили четверо девочек и мальчиков, — они ссорились из-за щенка, который истошно визжал, и не обращали никакого внимания на то, что происходит в комнате. Хае-Трайна неожиданно налетела на них, втихомолку угостила одного щипком, другого пинком, затем взяла щенка и вышвырнула его из комнаты. Ребята ткнули друг другу кукиш под нос и разбежались по углам. Вскоре явился Хаим-Хона с большой кринкой сметаны. Жена взяла у него сметану, а нам велела идти мыть руки.
Вдруг в комнату вбегает паренек, без кафтанчика, босой, в одном арбаканфесе и штанишках.
— Учитель поймал в хлеву воробушка! — сообщает он радостную весть.
Все ребята застывают, ошеломленные, с вытянутыми от изумления лицами. Но прежде чем они успевают опомниться, входит молодой человек с разбухшим носом и толстыми губами. Он торопливо моет руки над помойным ведром, садится за стол и засовывает в рот большой кусок хлеба. Все это он проделывает в страшной спешке, не одарив никого даже взглядом, точно опасаясь, как бы, упаси бог, не опоздать, как бы не поели без него. Тем временем в комнату возвращается та самая дебелая девица со сдобными щеками, разряженная в субботнее платье, и тоже садится за стол. Хае-Трайна, указывая на девицу, говорит мне:
— Это моя старшая дочь, Хасе-Груня.
Все принимаются за еду — сначала чинно: зачерпнут ложкой и положат ее на место, вскоре, однако, наступает оживление: десять ложек деловито орудуют в общей миске и быстро направляются в десять ртов, хлебающих каждый на свой лад. Горячка, суматоха, все усиленно хватают: «вуф, уф, уф, вуф!» Мои новоявленные родственники все время подгоняют меня:
— Кушайте, не стесняйтесь!
А я — по своему: «ввиф-ффиф!»
Молодой человек с разбухшим носом не зевает, трубится за десятерых и добирается наконец до птицы, намалеванной на дне миски. Покончив с работой, он испускает глубокий вздох, идущий от самого нутра, выпучивает стеклянные глаза и смотрит на всех. Внезапно он приподымается, протягивает мне руку и говорит:
— Здравствуйте! Ваше лицо мне почему-то знакомо… Как вас звать?
Я называю себя. Он вскакивает от изумления:
— Реб Менделе!.. Реб Менделе Мойхер-Сфорим! Шутка ли! Кто же не знает реб' Менделе! Я как-то имел честь, будучи в Глупске, купить у вас молитвенник.
— Реб Менделе — мой родственник! — с гордостью заявляет Хае-Трайна и тает от удовольствия. — А это каш учитель! — рекомендует она молодого человека и тут же обращается к пареньку, который вбежал без кафтанчика: — А ну-ка, Ешийкеле, реб Менделе проверит тебя. Не стесняйся, дядя тебя не съест.
Ешийкеле ковыряет в носу, глядит насупившись в сторону и, подергивая плечами, говорит:
— Я стыжуся, я стыжуся…
— Сколько лет вашему Ешийкеле? — справляюсь я.
— Моему Ешийкеле, дай ему бог здоровья, — отвечает счастливая мать, — весной исполнилось тринадцать.
— Ну, Ешийкеле, — обращаюсь я к мальчику, ласково ущипнув его за щечку, — скажи, не стесняйся, какой отдел Пятикнижия читают на этой неделе?
— Говори, говори! — подгоняют мальчика со всех сторон. Но Ешийкеле уставился в одну точку и молчит.
— Б… б… б… — пытается подсказать толстогубый учитель.
— Б… бугай! — выпаливает ученик, глядя на учителя.
— Ну, «Болок» [17], «Болок», — отвечаю я сам за ученика и снова спрашиваю: — А что велел передать Болок?[18]
Учитель лижет палец, чтобы натолкнуть мальчика на правильный ответ.
— Лизать! — вскрикивает от радости ученик.
— Кто? Кто? — подгоняет учитель, с облегчением думая, что его питомец на пути к истине. — Кто? А?
— Учитель! — громко заявляет Ешийкеле.
— Ну что за тупица! — сердится учитель. — Кто, говорил Болок, будет лизать?
— Евреи! — отвечает Ешийкеле визгливым голосом.
— Так, так, евреи… — говорю я, потрепав мальчика по щечке. — Очень хорошо, Ешийкеле, ты знаешь.
