Фиорд Одьба - [3]
Коля прорыл глубокие и длинные канавы в снегу. Он кидал в эти канавы свой ватник, и большие колеса подминали его под себя и вышвыривали прочь. Он хотел насыпать в канавы зерна, да не решился: зерно взвешивали на весах в глубинном пункте.
Выбившись из сил, Коля забрался в кабину и сидел там в уголку, курил, маленький, щуплый человечек, не занимавший и четверти пружинного сидения. Посидев так, он снова взялся за лопату, потом еще и еще. Он вывел большую машину на дорогу, и она опять пошла вперед, опять заклубился перед радиатором желтый свет.
Коля потерял представление о времени, о пройденных километрах, о скорости. Он уже не тер рукавицей окончательно заиндевевшее стекло. Он ехал стоя, выбравшись на подножку. Иногда он останавливал машину, чтобы посидеть, прижать к замерзшим щекам замерзшие пальцы, почувствовать, как пробивается сквозь онемевшую кожу слабенькое, робкое тепло.
Неожиданно короткий свет фар наткнулся на неподвижную машину, стоявшую на дороге. Коля едва успел затормозить. Возле машины стоял мужчина в тулупе, тот самый, что вез в Бийск борова. Владимир яростно крутил заводную ручку. Коля подбежал к нему, спросил тревожно:
— Что случилось, Володя? Ты чего стал? Владимир глянул на него своими сумасшедшими глазами, распрямился, плюнул.
— А... Пропади он... этот аппарат!
Коля тоже попробовал покрутить заводную ручку. Она поддавалась туго. Видно, мотор заглох давно, и его уже прихватил мороз.
— Разогреть бы надо...
— Зачем греть... — Владимир снова вцепился в заводную ручку. Под ватником заходили, зашевелились необъятные лопатки. Мотор не подавал никаких признаков жизни. Коля понимал, что крутить сейчас ручку бесполезно. Понимал это и Владимир, но бросить ее, заглянуть в мотор, прикоснуться к обжигающему руки металлу — на это он еще не мог решиться, а продолжал ворочать ручку. Когда бесплодность этих усилий стала очевидна, заговорил мужчина в тулупе:
— Ну чо? Карбюратор на радиатор заскочил? Загорать будем? Шо-фера-а-а...
Владимир еще раз плюнул, метнул в мужчину затяжелевший, быстрый взгляд. Коля сказал примирительно:
— Сейчас разогреем, мотор и заведется. Это быстро.
— Ну вот чо, парень, — сказал мужчина Коле. — Этот тут без тебя управится, а мы давай поехали дальше. Я тут ночевать не обязан. Деньги у меня уплачены, и к ночи, как хотите, обязаны меня увезти в Бийск. Давай-ка подсоби борова к тебе в кузов перекинуть.
Коля потупился.
— Да ничего. Мы сейчас. Володя, где у тебя шланг?
— Под сиденьем, — мрачно буркнул Владимир.
Коля достал шланг, сунул его в бензобак, взял другой конец в рот. Бензин струйкой побежал из шланга. Коля намочил в нем ветошь и поджег ее. Живое пламя поместили прямо в мотор. Оно испуганно зашарахалось в тесном сплетении металлических трубок. Руки зарделись, облизанные пламенем. Пламя металось долго. Потом оно сникло, потускнело, и Владимир опять крутнул ручку.
— Подает, Володя? — с надеждой спросил Коля, насторожив ухо.
— Ни черта... — Владимир опять плюнул.
Тогда за ручку взялся Коля, а Владимир, не умея скрыть надежды, спросил:
— Ну как там? Не подает?
— Подает как будто немножко.
Мужчина, топтавшийся подле, бивший в ладони и ворчавший что-то себе под нос, сказал Коле доверительно, без прежнего гонора:
— Поехали, парень. Ишшо на пол-литра дам. Несмотря, что до самого Бийска у меня уплачено.
Коля ничего не ответил.
Снова жгли бензин. Снова вертели ручку. Мороз стал нестерпимым. Мужчина потянул Колю за рукав и зашептал ему в лицо умоляюще, плаксиво:
— Чо ты с ним связался? Поехали, парень. Поехали. Сильно морозно. Поясницу всю, ну вот как есть, не чувствую...
— Сейчас, сейчас...
Страшным усилием Владимир в последний раз провернул рукоятку и с лязгом выдернул ее из гнезда.
— ...А, язви те... Заводи, Колька, поехали... — и скинул в снег пылающую ветошь. Все трое молча посмотрели, как кусочек веселого, живого света затрепыхался на снегу и погас. Свет был невелик, но без него сразу стало еще темнее и холоднее...
— Володя, а как же... — спросил Коля. — Ведь машины ходят...
— А чего сделается? — живо вступил в разговор мужчина. — Хлеб никто не тронет. У колхозника нонче хлеба хватает, шоферу он абсолютно безо всякого применения. Все цело будет.
Коля постоял немножко молча, прижав ладони к щекам.
— Володя, а если цилиндры прожечь? Может, в них вода. Когда разогревали, снегу натаяло. Попробуем.
— Да что там пробовать...
— Володя, я сейчас. Бензинчику достану.
И Коля опять хлебнул розового бензина. И опять его обожженные морозом руки не почувствовали летучих прикосновений пламени.
Мужчина уже не бегал и ничего не говорил. Он забрался в кабину Колиного «ЗИСа» и сидел там присмиревший, забравшись в тулуп, как улитка в раковину. Когда в прожженных цилиндрах гулко затолкались поршни, мужчина не пошевелился.
— Ты езжай вперед, — сказал Коле Владимир. — Езжай, Коля. Я за тобой! — и улыбнулся во весь свой богатый зубами рот. — Соли вот возьми. На, держи всю.
Коля залез к себе в кабину, мужчина выдвинул из тулупа глаза и сказал ему просительно:
— Я уж с тобой. С тем-то, слышь, как бы ишшо чего не стряслось. А боров уж пусть с ним едет. Только ты далеко-то от него не уезжай. Чтобы видеть, если что.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть и рассказы / Худож. А. А. Ушин – Л.: Лениздат, 1963. – 225 с. («Библиотека соврем. прозы») – Фото авт., автобиогр. на суперобл.
В книгу Г. Горышина «Запонь» вошли повести, рассказы и очерки, посвященные лесному краю от берегов Ладоги до берегов Онеги. Герои ее — лесорубы, сплавщики, рыбаки, охотники. Но, пожалуй, главным героем всей книги стала сама природа. Скупая на улыбку, временами суровая, замкнутая, она щедро платит тем, кто любит и понимает ее.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.