Финнегановы вспоминки: Глава из книги - [3]

совершил второзаконие[46] (одним заброднем он безжалостно сухнул свою tete[47] в бочонок, чтобы узрестереть там будущие черты своих судеб, да вскорости вынул ее оттуда, посадив обратно на кол шеи, по воле моисея вся вода испарилась, и все евреи бытия организовали себе исход, с тем чтобы показать, какой пятикнижный шут-выпивоха он был!), и в свои странные восемьдесят с лишком этот человек, сделанный из творила, цемента и больших строений в Деревушке Пьяниц, свалил здания сверх зданий да на берега с водапоймянами около Такомто. Он стух малисонькую[48] женушку Анни стошнило немножечко вискаря. Сее власами в роках вложил твой член внеё[49]. Частопока выпивоха, с митрой[50] на голове, с большущим мастерком в хваталке, в белозамасленных рабочих кондобрюках, которые он особенобычно иллюбоспермил, на манер Хароуна[51] Чильдерика[52] Эгерберта[53] он бы калигулировал мультиплицированием всесоты-пьяноты и соло-чи-да-толпы, пока он не раскачался от ясночника выпивки гдетакойже был рожден[54], с круглым кумполом в иные дни восставал в своем нагом каменмасонстве[55] встояк (приоиграйомный!), вуальвортовым[56] внебостеблем самой бесшабашенно привлекающей взгляд восоты, эригенирующим[57] практически из ничего[58] и поднебающимся в химали[59] и далее, иерархихически-высокотонконадменный, с неопалимой купиной[60] сызумленной с верхушки-погремушки и с лорунами[61]-зубилами шаркающими вверх[62] и ведрами свуаленными взакрут[63].

Из первых он был, кто раскрыл герб свой и имя: Веселий Буслаев[64] из Резейнгеборга[65]. Его гребень шлема горольдическая эмблема, в зеленом цвете с прислужниками, беспокойниками, серебряном цвете, козлодуб, препоследователь, отвратный, рогатый. Его гербощит двулинейно расчерчен, лучники внатяг, гелио[66], из тинктур финифти[67]. Бухло для землепашца, орудующего своей мотыгой. Хохохохо, мистер Финн быть вам мистером Финнагином! Комегдень-нибудь утмом и, О вы же виноградная лоза[68]! Поскресенья канун и, ах, вы уж уксус! Хахахаха, Мистер Фанн, быть вам опять нагим нифем!

Что, если представителеподобный вызвал ту троегедию четвергромом, свои городские согрешая обязанности? Наш кубикодом еще раскачивается как свидетель, лично слышавший гром своих арафатов[69], но мы слышим также сквозь последующие века тот растрепенный курайшитопев[70] некалифицированных[71] муэззулеманскамемуэдзинов[72], которые сделают мерзостным белокамень[73] когда-либо швырнувшийсяперевернувшийся с небес. Оставь нас по причине в наших поисках строговедливости, о Помощник[74], в которое время мы поднимаемся и когда мы берем зубирландчистки и до того, как мы плюхаемся насоб наши кожперины и в ночи и при затухании звезд![75] Потому как кивок в сторону набира[76] лучше, чем подмигивание в сторону абсензенита. Инопутем мыколебимы, как тот настоятель высмеивающий бедумеждуинов джебелем[77] и цыгипетским[78] морем[79]. Подрезтраву хрустопапоротник пусть решит[80]. Тогда мы узнаем, это праздник пятптица[81]. У нее есть дар предвидения искомого и она отслучаявсегда отвечевает помощникам, мечтательномилая. Внимание! Внимание. Это мог полубыть необожженный кирпич, как говорится, или это моголо бы быть то, что и нужно для крахаляпсуса его тыловых построений, как иным это видится. (Тянуществующие по сей день тысяча и одна история, в общем рассказанные об одном.) Но так больно абм чутьсъе иввеных святокрасных яплов[82] (что с вальхолловыми[83] страшилками о роллсрайтсах[84], машинотакси[85], стоунгенджах[86], усыпельницах-целуйфлюгерах, тристрамвайныхдеревах[87], фаргорлодерах[88], автокинотонах[89], гиппохромопони[90], уличныхпотоках, путеобратныхналоготакси, мегафоггах[91], цирках и районных судрвах и базиликирхах[92] и аэреопагодах[93] и лошуме и веселопошепте и стриптезере[94] в мундире и мекленбуркской[95] шлюхе подсядет ему на ухо и мерлинбаровых барзаках[96] и его передних старых смотридворах, чем скучнее, тем больше, и его чернопожранных рабочихснопах на двенадцатьпини[97] за дюжину и неомнивтобусах скользящих вдоль Спасипервым-стрит[98] и дерриджабылях крадущихся вокруг Рассказчи-не-портновского[99] угла и испареньях и надеждах и простриумфках его городних аборигенных римохранителях[100], домоочистителях, куполоползателях, thurum и thurum в fancymud murumd[101] и все гоудение со всех ауфруфов[102], крыша для девы и крышка для тибя[103] батт под мостом[104] годится и простаку[105]), бледодним утгром Филл[106] заправилтся выпивкой по полной. Его хоуд[107] ощущала тяжесть, его ходдит[108] тряслась. (Была там стена конечно встояк.) Слеп! Он споткнулся с послестницы[109]. Проклят! Он был никчемен. Нем! Мастабапустота[110], мастурбаплохсамец, когда мышчина женится на своей лютне навсегда. Чтобы весь мир предстал его очам.

Шиза?[111] Мне следовало онавидеть! Макул[112], Макул, ох-на зачим тя умре? На трудный четверст в утро? Всхлипы, что они навыплакали на Филлегана[113] рождестмисском[114] помине, все святоганы нации, распростертые в своем оцепенении и своем двенадцатирично[115] изобильном избытке завывания. Там были водопроводчики и сгустлуги и шериффы и кифаристы и мародеры и кинолюди тоже. И все они обеденились с великошумной вешоуолостью. Агог и магог