Финнегановы вспоминки: Глава из книги - [2]

Название романа, хранившееся Джойсом в тайне до выхода книги, позаимствовано из ирландской баллады «Финнегановы поминки», повествующей о подсобном рабочем, свалившемся пьяным с лестницы и воскресшем на собственных поминках после того, как на него пролили живой воды — виски. Тема воскрешения (вечного возрождения из праха), пусть и поданная в ироническом ключе, очень важна для идейной составляющей романа и отлично сочетается с концепцией Вико. В оригинальном названии баллады Джойс убирает апостроф, превращая тем самым притяжательный падеж существительного в множественное число. Получается, что название романа можно прочитать несколькими способами. То ли речь идет о поминках какого-то конкретного Финнегана, то ли — всех Финнеганов мировой истории (на вопрос своей меценатки, Хариет Шоу Уивер, о том, про что его новая книга, Джойс как-то отшутился: «Я пишу всемирную историю»). Также заголовок может быть прочтен как «Финнеганы пробуждаются», «Финн вновь воскрес», «Отрицание конца». Предлагаемый русский вариант «Финнегановы вспоминки» также содержит в себе грамматическую ошибку и соотносится не только с темой поминок, но и с безуспешными попытками Эрвикера-Финнегана вспомнить, в чем же все-таки состоял его грех, запустивший машину повествования.

Предлагаемый фрагмент первой главы романа содержит заявку на его основные темы. Здесь происходит знакомство читателя с ключевыми персонажами книги. В руководствах по чтению «Финнегановых вспоминок» (коих на западе создано огромное множество) начальная глава часто именуется вступлением, введением в роман. Так оно и есть. Рекибег текста заносит нас в диковинное повествование — головоломное (как громоподобное падение каменщика Тима), открывающее иные возможности мышления и «художественного говорения» (как рождение нового мира из пепла ушедших эпох) и невероятно смешное.

I.1

рекибег мимо Евы и Адама[1], клонящийся от берега к излучине залива, выносит нас к широко раскинувшейся деревиковеньке[2], чтобы вновь возразвернуть к Замку Хоут и Окрестностям[3].

Сэр Тристрам[4], скрипач d’amores[5], из-за того что неспокойно море, пасенкор[6] не вернулся из Северной Арморики[7] на этот искромсанный волнами берег Европы Малой, чтобы ловкобороться в своей перооставной войне[8]: хоть топсоеровы скалы[9] на реке Окони не сумели преувеличить своечужое значение для этих горгио[10] из Лоуренсовой страны[11], пока они отправляли в двублин[12] попрошаек-полуцыган всех времен: хоть голос из пламени принаддул яайриш[13]-мышь, чтобы тауф-тауф[14] непоколеб петроцерквикамень[15]: до сих пор не, хоть скородичь после, а младший сын отупил старого слепростого исаака[16]: до сих пор не, хоть и все честны на войне да в любви, хоть sosie[17]-сиэстры[18] разгневались из-за двуц девяц[19]. Раскруть бы пару галлонов папкиного солода, варенного Хемом иль Шеном на дугообразной лампе с кралой каймой, так что эта радугалева видна была всюдувкруг над водлицом.

Падение (бабабадалгхарагхтакамминарроннконнброннтоннерроннтуоннтхуннтроваррхоунавнскавтоохоохоорденентхурнук![20]) старогопарра[21] однажды, как биржи уоллвострит[22], пересказкано тем, кто пораньше в постель да пожил допоздна, уж всеми христианскими менестрелями. Великое падение Финнегана[23] яйцетреснувшейстеной[24] — пфьють — как следствие неподготовленности к таковому повороту событий, эйрландца, крепкого мужика, шалтая-перевертая для самого шабя, незамедлительно отсылает нас к вопнепрошению о том, что ж собрался на закат[25] в поиске своих разноразболтайств: а место их по ту сторону заплатишлагбаумподнимется холма в парке[26], где оранжисты[27] схоранивались среди зелени уж с тех самых пор, как девлинпервый[28] любил ливви[29].

Что за столкновения здесь хочу тив нехочуми, ойстригодов душащих фишигодов[30]! Бреккек Кеккек Кеккек Кеккек! Коакс Коакс Коакс![31] Уалу Уалу Уалу![32] Уаоуаоух! Где Баддельеровы[33] партизаны еще при военмастере Малахусе Микгране[34], и Верден[35] катапельтировал каннибалистов-в-нощи подальше от Любелобимчиков из Капюшонноголовых[36]. Поруженчества[37] и возвраштормы. Потомок содика, будь мне мужасом! Свяславеранс[38], спаси! Руководство, защити меня от опаслезностей, ужасающих! Убивающие-убивают-убивающие: всебязанность, всебязанность. Какой обдубиласкивает случай, какие кромлехи овоздушиваются и проветриваются! Какой соблазн прикажимнелюбидди[39] — на что отпущенье тогда! Какое реальное чувство этих сеноволос и какой ложный соломанный иакоба голос[40]. О слухайте, слухайте, эк развалился тут в наружной пыльме отец блудодеев[41], но (О мои в сиянии звезды и тело), что нашельмовал себе высоко в небесах неяркий уличный экран с рекламой[42]! Что такое! Иезуит! Уж, наверно, не сточные трубы! Сторые дубы торфом слегли, а ильмы растут, где лежат пеплом ясени. Спадение, если случится, заставит подняться: но никто не затеет этот фарс после ниспадения изначальной тьмы, так же быстро, как в книгах словесно описанный фениш.

Бигмейстер Финнеган[43], из «Передергивающей руки», вольный каменщик[44], жил на самой широченной улице, какую только можно вообразить, в своем плохо освещенном домике с двумя очень задними комнатами и подсобками на участке, еще до того как ветхозаветные судии дали нам цифирь, или же Гельвеций