Финансы Великого герцога - [53]

— Мне кажется, вы меня не поняли, — спокойно проговорил граф. — Мы бы не смогли расплатиться с капитаном Дюпоном — по крайней мере, сейчас. Возможно, на Менорке.

— Возможно?

— Все зависит от того, что мятежники оставили от моего имущества…

Граф Пунта-Эрмоса внезапно умолк и мельком взглянул на Филиппа, желая узнать, какое действие произвели его слова. Но в лице Филиппа ничто не говорило о том, что в словах графа он видит что-то странное. Тогда, пожав плечами, граф продолжил:

— Что ж, то же самое я должен сказать и вам. Я не имел мужества признаться в этом час назад; я думал поступить так, как поступают некоторые пассажиры, плывущие в Америку: подняться на борт и потом предоставить вам вышвырнуть меня в море, если вам это будет угодно. Но когда вы пригласили нас на обед, у меня проснулась совесть…

При этих словах Филипп почувствовал внезапную симпатию к этому большому господину и рассмеялся так искренне, как не смеялся уже давно; тот, в свою очередь, глядел на него, подняв брови и комично скривив губы.

— Граф, слава богу, я заплатил капитану Дюпону за неделю вперед и при необходимости заплачу еще за одну неделю. Вы внесете деньги тогда, когда вам будет удобно, а теперь пойдемте обедать. Я вижу, мадам уже спускается по лестнице.

— Но что, если повстанцы разрушили все, что я имел, профессор?

— Тогда наградой мне будет ваше общество. А потом мы вместе заставим их трепетать перед прессой!

Филипп взял своего гостя под руку, кивнул сеньору Пакено, который с беспокойством следил за ним, и подвел их обоих к своей загадочной спутнице.

В начале одиннадцатого два экипажа высадили в Марсельском порту у восточного пирса компанию из четырех человек: пожилого господина в золоченом пенсне, очень рослого мужчину средних лет, который прихрамывал при ходьбе; мужчину средних лет в сером драповом пальто и даму в дорожном платье.

У пристани, о которую разбивались белые шеренги волн, стояла маленькая паровая яхта и дымила трубой. Как только общество вышло из экипажей, от яхты отделился ялик, и через несколько минут краснощекий мужчина с бородой, тронутой проседью, уже карабкался на пристань.

— Это вы, профессор? — крикнул он, приблизившись к обществу.

— Да, капитан Дюпон.

— А я уж решил, что это исход детей Израилевых из Египта. Вас тут целая команда!

— Это ваши протеже, капитан, — те, кого вы ко мне послали, — и моя жена. Я надеюсь, вы получили мои распоряжения и приготовили необходимый провиант.

— Ах, ваша жена! — Капитан уставился на седую даму в дорожном платье, которая так необычно прямо держалась на порывистом весеннем ветру. — Да, я получил ваши распоряжения. Но вы ничего не сказали о вашей жене. Черт возьми, даже не знаю, подойдет ли мой «Аист» для дамы.

— Ну-ну, капитан, мадам неприхотлива и не боится ни моря, ни названия вашей яхты.

Капитан засмеялся, а затем, помрачнев, добавил:

— Сегодня сам черт сорвался с цепи, профессор.

— Почему?

— Все умоляют меня отвезти их на Менорку. Сначала появились вы. Потом два других господина. И — хотите верьте, хотите нет — стоило мне добраться до порта, как появился еще один, которому нужно туда же!

Судя по обилию ругательств, капитан действительно был взволнован таким положением дел.

— Еще один! — воскликнул Филипп и уставился на капитана.

— Еще один, черт бы меня побрал! — заверил капитан Дюпон. — И это был еврей, профессор, еврей, черт меня раздери!

— Ну-ну, капитан, еврей может оказаться не хуже любого другого человека. И что вы ему ответили?

— Чтобы он убирался к…

Капитан не договорил до конца.

Филипп засмеялся, а капитан Дюпон, энергично сплевывая, начал готовиться к переправе пассажиров на яхту.

Сначала в лодку села мадам Пелотард, затем сеньор Эстебан и граф Пунта-Эрмоса. Но в тот момент, когда их примеру собрался последовать Филипп, капитан схватил его за руку:

— Готов поставить сто миллионов, профессор, если это не тот самый еврей!

Филипп резко обернулся. Граф Пунта-Эрмоса и сеньор Эстебан вытянули шею.

Маленький коренастый человек в шубе и круглой шляпе выскочил из дрожек и теперь, размахивая тростью, бежал к ним.

— Капитан! Капитан! — хрипло кричал он. — Вы не передумали? Может быть, возьмете меня?

Капитан толкнул Филиппа в лодку и сам прыгнул следом. Обернувшись и пылая от гнева, он крикнул:

— Возьму! Когда поплыву в Палестину! Но обратно вам придется плыть другим рейсом!

— Aber,[58] капитан! Капитан! Я заплачу — заплачу столько, сколько вы захотите!..

Ответом капитана Дюпона были несколько мощных гребков, которые сразу отбросили лодку на десятки метров от пристани. Человек продолжал приплясывать на берегу и махать шляпой, надеясь вызвать сочувствие капитана.

— Капитан! Господа! — кричал он. — Мне очень нужно! Очень!..

В этот момент на его лицо упал свет газового фонаря, и Филипп невольно подпрыгнул на месте. Лицо, это лицо! Повинуясь неодолимому импульсу, напрягая голос, он крикнул:

— Езжайте-ка сначала в Лондон, а уж потом добро пожаловать и на Менорку, Семен Марковиц!

И в ту же минуту он почувствовал, как маленькое судно накренилось и едва не перевернулось от внезапного толчка: граф и сеньор Эстебан одновременно вскочили со своих мест и впились глазами туда, где в свете газового фонаря все еще виднелся поздний гость капитана Дюпона. Слова Филиппа заставили Марковица замереть. Его руки повисли вдоль туловища, а шея вытянулась, как у хищного зверя, почуявшего добычу. Даже с такого большого расстояния можно было видеть, как злобно, черно блестят его глаза, как они впиваются в маленькое суденышко и его пассажиров. Капитан Дюпон добавил от себя крепкое словцо, и граф со своим старым другом как по команде опустились на банку.