Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика, 1997-2015 - [252]
В дальнейшем развитии фи-лософский дискурс, пройдя point of no return — оставив по-зади парадоксы Кузанца о бесконечности, был вынужден колебаться меж-дусамоог-ра-ничиванием, воздержанием от дальнодействующих обещаний исамопрео-до-ле-нием, по-рывом к собственному Другому. На эту развилку философия попадает — mu-tatis mu-tan-dis — в каждую эпоху Нового и Новейшего времени. Так, ренессансная ан-тро-пология в изложении Джованни Пико делла Мирандола толкует человека, которого Бог поста-вил распоряжаться всей природой, как ни в чем не стесненную, автономную, не-за-ви-си-мую особь. В речи «О достоинстве человека» (1486) Пико обмирщает теоло-гию, гума-ни-зирует ее. Человек выступает вторым богом, философия — вторым богословием, ко-то-рое не привито ей извне, а раздвигает ее компетенцию изнутри. Еще один возрожден-ческий мыслитель, Монтень, напротив, настаивает в «Опытах» (двe иx первые книги были опубликованы в 1580 г.) на том, что у человека нет инвариантной позиции (мы не бы-ваем «у себя дома»). Люди до чрезвычайности непостоянны в пестроте обычаев, раз-нобое мнений, необузданности фантазий. С такой антропологической точки зрения фи-лосо-ф-ское знание всегда узко в сравнении с необозримой и текучей эмпирической дей-стви-тельностью и оттого разбито на множество школ. Самое разумное, что оно могло бы пред-принять, — не быть в себе уверенным, заявляет скептик Монтень.
Аргументированная иначе, чем в XV—XVI вв., философская схизма возобновляется в куль-туре барокко. Выходя из агрессивно-хаотического естественного состояния, че-ло-век в «Левиа-фа-не» (1651) Гоббса уступает свою суверенность государству и на этом пу-ти избегает опас-ности гражданской войны. В pendant тому, как социальная филосо-фия исследует пе-редачу индивидуальных прав и расправ государственному телу («сме-р-т-ного бога»), фи-лософия при-роды изучает физические тела, что исключает из ее гори-зон-та знание по От-крове-нию, как говорится в трактате «De Corpore» (1655). Акциден-ции, пишет здесь Гоб-бс, — свойст-ва не вещей, а наших представлений о них. На чем бы ни сосредоточивал внима-ние Гоббс, он производит одну и ту же операцию — сдержи-ва-ет произвольность че-лове-ка в действиях и суждениях. Ясно, почему в сочинении «De Ho-mine» (1658) пер-вей-шей обязанностью человека провозглашается самосохранение. Не-смотря на то что Спи-ноза был политическим оппонентом Гоббса (апологетизируя не мо-нархию, как тот, а рес-пу-бли-канский строй), он вполне солидаризовался в «Этике» (1675) с формули-ров-кой, выд-винутой в «De Homine». Поскольку созидаемое (natura na-tu-rata) с необхо-ди-мо-стью со-от-вет-ствует созидающему (natura naturans) началу, человеку про-тивопоказан эк-с-таз, аффектив-ное переступание предписанной его естеству границы. На другом полю-се, чем тот, ко-то-рый обозначился в XVII в. в трудах Гоббса и Спинозы, рас-полагалась ме-тодология, пропа-ган-ди-ровавшаяся Декартом. В «Рассуждениях о ме-то-де…» (1637), в «Раз-мышлениях о первой философии…» (1640—1641) и в прочих текстах Де-карт призы-ва-ет (вразрез со скептицизмом Монтеня и в духе классического фило-со-фст-вования) со-мне-ваться в данных сенсорного опыта. Ego не имеет протяженности, но мы-слит; плоть, в которой заключено «я», бeздумна (лишь ввергая нас в заблуждения) и про-странст-вен-но обособлена. Самость, не равная телу, очевидна для себя в качестве идеи, которая, как и все наше ментальное достояние, врождена нам, то есть дарована свы-ше, не природна по про-исхождению. Интеллект не подчинен материальной (механичес-кой) необходимо-сти (жи-вое тело, по Декарту, — это автомат), предназначен к тому, что-бы подняться до боже-ст-венного перфекционизма. Декарт мог позволить себе вовсе от-бро-сить теологию (ведь человек целиком властвует над ходом мысли). Тогда как Пико уд-воил богосло-вие, оп-рокинув его и на человека, Декарт нейтрализовал разницу между фи-лософией и те-о-ло-ги-ей (по барочному принципу совмещения несовместимого): если идей-ная собст-вен-ность субъекта не от природы, значит, Бог существует; но ес-ли Он по-зна-ется в ав-то-ре-флексии, то специальное знание о Нем излишне.
Читатель, быть может, уже заметил, что философы (Пико, Декарт) испытывали при-лив оп-ти-мизмa по поводу мощи своих теорий на вступительных тактах больших со-ци-о-куль-турных цик-лов и осторожничали в выкладках (подобно Монтеню, Гоббсу, Спино-зе) тогда, когда ди-ахронические ансамбли Ренессанса и барокко достигали зрелости или шли на закат. Чем моложе эпоха, тем более склонны ее представители вырываться за черту нор-мированного и отмеренного. Чем меньше современность отождествляет се-бя с все-вре-менностью, чем кульминативней в cвоем своеобразии или исчерпанней она, тем насущнее становятся за-пре-ты, налагаемые на «мозговую игру».
Путь от раскрепощенности к умеренности может проделывать и отдельный мысли-тель, идя в ногу с эпохой. В век Просвещения Руссо определяет свою отправную пози-цию в сочинении об источнике неравенства среди людей («Второй дискурс» вышeл в свет в 1757 г.), где обрушивает критику на социальность как таковую. Отрываясь от природы, которая обеспечивала сопричастным ей существам одинаковое положение, утрачивая инстинктивное сочувствие к ближнему, солидарность с ним, человек учреж-да-ет общество, зиждящееся на отчужденном от первозданности рассудке, что влечет за со-бой конкуренцию и стремление каждого удовлетворить свои нужды за счет других. Попадая из генезиса в историю, мы вступаем, стало быть, в схватку за объем владений. Рус-со революционизировал философствование, увидев ресурс, откуда то могло черпать динамику, в обращении к ordo naturalis, к естественному, а не сверхъестественному на-чалу, которое ранее варьировалось в том или ином секуляризованном богословии. Мы-слительный жест Руссо будет позднее многократно воспроизведен философией: так, про-по-ведовавшаяся Анри Бергсоном в качестве высшей формы умственной деятель-но-сти интуиция должна была объединить рациональность с инстинктивной сопринад-леж-ностью познающего миру. Уже вскоре после появления в печати «Второго дискурса» Рус-со, однако, сместил свои интересы с ниспровержения социальности в любом ее ис-то-рическом виде на разработку оптимального сценария для коллективной жизни. В труде об общественном договоре (1762) свобода индивидов гарантируется тем, что они са-ми принимают на себя взаимные обязательства по выполнению закона, каковой уста-нав-ливается всенародным волеизъявлением. В искусственно-разумном порядке соци-аль-ной коэкзистенции человек свободен только через посредство самодисциплины.
Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы.
Что такое смысл? Распоряжается ли он нами или мы управляем им? Какова та логика, которая отличает его от значений? Как он воплощает себя в социокультурной практике? Чем вызывается его историческая изменчивость? Конечен он либо неисчерпаем? Что делает его то верой, то знанием? Может ли он стать Злом? Почему он способен перерождаться в нонсенс? Вот те вопросы, на которые пытается ответить новая книга известного филолога, философа, культуролога И.П. Смирнова, автора книг «Бытие и творчество», «Психодиахронологика», «Роман тайн “Доктор Живаго”», «Социософия революции» и многих других.
Исследование известного литературоведа Игоря П. Смирнова посвящено тайнописи в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» Автор стремится выявить зашифрованный в нем опыт жизни поэта в культуре, взятой во многих измерениях — таких, как история, философия, религия, литература и искусство, наука, пытается заглянуть в смысловые глубины этого значительного и до сих пор неудовлетворительно прочитанного произведения.
В книге профессора И. П. Смирнова собраны в основном новые работы, посвященные художественной культуре XX века. В круг его исследовательских интересов в этом издании вошли теория и метатеория литературы; развитие авангарда вплоть до 1940–1950-х гг.; смысловой строй больших интертекстуальных романов – «Дара» В. Набокова и «Доктора Живаго» Б. Пастернака; превращения, которые претерпевает в лирике И. Бродского топика поэтического безумия; философия кино и самопонимание фильма относительно киногенной действительности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор, являющийся одним из руководителей Литературно-Философской группы «Бастион», рассматривает такого рода образования как центры кристаллизации при создании нового пассионарного суперэтноса, который создаст счастливую православную российскую Империю, где несогласных будут давить «во всем обществе снизу доверху», а «во властных и интеллектуальных структурах — не давить, а просто ампутировать».
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.