Философские трактаты - [124]
XI. Остроумнее оказался Карнеад, который показал, что эпикурейцы могли бы защитить свое дело без этого выдуманного отклонения. Ибо если бы они учили, что душе могут быть присущи некие самопроизвольные движения, то это была бы для них, конечно, лучшая защита, чем вводить отклонение, тем более что причины его они отыскать не могут. Защищаясь таким образом, эпикурейцы могли бы легко отразить Хрисиппа. Потому что согласившись с ним, что никакое движение невозможно без причины, они могли бы отвергнуть его утверждение, что все происходящее происходит по предшествующим причинам, ибо наша воля не нуждается во внешних и предшествующих причинах. (24) Когда, используя ходовые выражения, мы говорим: «Такой что-то желает, или не желает, беспричинно», то мы хотим этим сказать — «без внешней и предшествующей причины», а не без всякой. Это так же, как когда мы говорим: «Сосуд пустой», то мы вкладываем в эти слова иной смысл, чем те физики, для которых пустоты не существует. Мы подразумеваем, что в сосуде нет, скажем, или воды, или вина, или масла. Вот и когда мы говорим о беспричинном движении души, то имеем в виду отсутствие предшествующих внешних причин, но не вовсе без причины. О самом ведь атоме, который движется через пустоту его же собственным весом и тяжестью, можно сказать, что он движется без причины, поскольку на него извне не действует никакая причина. (25) Но чтобы физики всех нас не высмеяли за слова, что нечто происходит без причины, нам следует поправиться и сказать так: «Природа самого атома такова, что он движется своим весом и тяжестью, и это и есть та самая причина, по которой он так движется». Подобно этому не следует искать внешних причин самопроизвольных (voluntarii) движений души. Ибо этим движениям свойственна такая природа, что они в нашей власти и нам повинуются. Но они не беспричинны. Причиною их является сама их природа. (26) А если так, то мы вполне можем признать, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно. Но почему это обязывает нас признать также власть судьбы над всем, что происходит в мире? На это Хрисипп отвечает: потому что никакое будущее событие не может быть истинным, если оно не имеет причин, в силу которых оно должно произойти. Следовательно, то, что истинно, необходимо должно иметь причины и, таким образом, то, что происходит, происходит в силу судьбы (fato evenerint).
XII. Вопрос исчерпан, Хрисипп, если, конечно, тебе необходимо согласиться с тем, что или всем управляет судьба, или что-то может произойти без причины. (27) Но неужели высказывание «Сципион захватит Нуманцию»[985] может считаться истинным только в том случае, если сцепление причин, идущих от вечности, обусловило это происшествие? Разве оно не могло бы быть ложным, если бы было высказано шестьсот веков тому назад? А если тогда высказывание «Сципион захватит Нуманцию» не было бы истинным, то и сейчас, когда этот город уже разрушен, не является истинным высказывание «Сципион захватил Нуманцию». Потому что разве может что-нибудь произойти, о чем не истинно было бы сказано, что это произойдет? Как мы называем истинным в прошлом то, что действительно произошло в какой-то момент прошлого, так же мы назовем истинным будущее событие, если оно состоится в какой-то последующий момент. (28) Но если мы и должны признать, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно, то из этого не следует, что все происходящее вызывается неизменными и вечными причинами, которые исключают то, чтобы какое-либо событие произошло иначе, чем должно было произойти. Есть ведь и случайные причины, такие, которые позволяют считать высказывание вроде «Катон придет в сенат» истинным, хотя эти причины не включены в природу вещей и в мир. И хотя будущее, если оно истинно, так же невозможно изменить, как и прошлое, не следует из-за этого пугаться судьбы или необходимости.
Необходимо признать, что если высказывание «Гортензий прибудет в Тускулан» не истинно, то, следовательно, оно ложно. Эпикурейцы, те, правда, считают, что высказывание может не быть ни истинным, ни ложным, но это невозможная вещь. Не запутает нас также и так называемый ленивый софизм ἀργὸς λόγος, как его называют философы, которому если подчиниться, то надо вообще отказаться от всякой активности в жизни. Они ведь, эти философы, так рассуждают: «Если тебе суждено выздороветь от этой болезни, то возьмешь ли ты врача или не возьмешь, выздоровеешь. (29) А если тебе суждено не выздороветь от этой болезни, то возьмешь ли врача или не возьмешь, не выздоровеешь. То и другое — от судьбы. Следовательно, звать на помощь врача нет никакого смысла».
XIII. Этот вид умозаключений справедливо называют «ленивым» или «инертным», потому что при таком образе мыслей из жизни исключается всякая активность. Можно ведь, не употребляя слова «судьба», но придерживаясь этого хода мыслей, высказать следующее положение «Если от вечности было истинным «Ты выздоровеешь от этой болезни», то возьмешь ли врача или не возьмешь, выздоровеешь. Также если от вечности высказывание «Ты от этой болезни выздоровеешь» было ложным, то возьмешь ли врача или не возьмешь, не выздоровеешь» и так далее. (30) Хрисипп опровергал этот софизм. Есть, говорил он, в вещах кое-что простое и кое-что связанное (copulata). В высказывании «Сократ умрет в такой-то день» говорится о простом факте: определен день смерти Сократа независимо от того, предпримет ли что-нибудь Сократ или не предпримет. Но если кто предскажет: «У Лая родится Эдип», то в этом случае невозможно сказать: «Вступит ли Лай в сношение с женой или не вступит», потому что эти события связанные. Хрисипп их называет «соопределенными» (confatales); он называет их так потому, что так суждено, что Лай с женой должен будет совокупиться, и от этого Эдипу до́лжно родиться. Это как если бы было сказано: «Милон
Дилогия «О старости» и «О дружбе» и три книги «Об обязанностях» Цицерона – развернутая программа создания мудрого государства, сопоставимая с «Государством» Платона. Цицерон всегда был реалистичен в своих рассуждениях, при этом приводил множество примеров, трогающих душу каждого римлянина. Умение переходить от философских обобщений к историческим урокам, доброжелательный тон, остроумие и драматизм, опыт решения конфликтов и анализ сложных ситуаций делают наследие Цицерона востребованным и в наши дни.
«Тускуланские беседы» – философский труд древнеримского оратора и философа Марка Туллия Цицерона об этике. Трактат посвящен Марку Бруту и включает пять книг, написанных в форме воображаемых диалогов между учителем и учеником. Благодаря ораторскому дару выходец из простой семьи Марк Туллий Цицерон стал знаменитым философом, политическим деятелем и играл ключевую роль в политической жизни Рима. После себя он оставил большое литературное наследие. «Тускуланские беседы» считаются одним «из самых прекрасных и влиятельных» произведений.
В этот сборник вошло большинство из чисто философских (без примеси политики) трактатов Цицерона, тексты которых, по счастью для нас, сохранились целиком или с совсем небольшими пропусками. Написанные в традиционной для Античности форме диалогов или собраний писем (условным «адресатом» которых в данном случае является сын Цицерона Марк), они в полной мере выражают несгибаемые, почти пуританские морально-этические принципы автора — первого в плеяде великих гениев римской стоической традиции, продолжившей и во многом изменившей стоицизм греческий.
Марк Туллий Цицерон – блестящий оратор и политик, современник Гая Юлия Цезаря, заставший крах республиканских институтов Рима. Философия и риторика в его понимании были неразрывно связаны – философия объясняла, почему гражданин должен быть добродетельным, а риторика показывала, что даже один гражданин может стать убедительным для всех сограждан. В новую книгу серии «Популярная философия с иллюстрациями» вошли отрывки из риторических трудов Цицерона, показывающие, какими качествами должен обладать оратор, а также фрагменты из политических сочинений, в которых раскрывается природа государства и законов.
Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) был выдающимся политическим деятелем, философом и теоретиком ораторского искусства, но прежде всего он был оратором, чьи знаменитые речи являются вершиной римской художественной прозы. Кроме речей, в настоящий том «Библиотеки античной литературы» входят три трактата Цицерона, облеченные в форму непринужденных диалогов и по мастерству не уступающие его речам.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».