Философские трактаты - [106]

XXVIII. (60) Должны ли мы пугаться, если нам скажут, что родилось нечто чудовищное (portentuosa) от домашней скотины или от человека? Всему этому, если не быть многословным, есть одно объяснение. Все, что рождается, каково бы оно ни было, необходимо имеет причину в природе, так что если даже появляется нечто необыкновенное, оно все же не могло произойти помимо природы. Так что, если можешь, найди причину нового и удивительного явления. Если не найдешь никакой, все же считай доказанным, что ничего не могло произойти без причины. С помощью природы прогони тот страх, в который тебя вводит новизна явления. Тогда ни землетрясения, ни зарницы, ни каменные или кровавые дожди, ни падающие звезды, ни огни в небе тебя не испугают[860]. (61) Если бы я спросил у Хрисиппа о причинах всех этих явлений, никогда бы он, сам большой защитник дивинации, не сказал, что они происходят случайно; нет, он бы дал всем им естественное объяснение. Ибо ничто не может произойти без причины, и ничто не случается такого, что не может случиться. А если произошло то, что смогло произойти, то в этом не следует видеть чуда. Значит, нет никаких чудес. Ибо если следует считать чудом то, что случается редко, то и мудрый человек — чудо, потому что, по-моему, чаще можно встретить жеребенка, рожденного от самки мула, чем мудреца. (62) В заключение скажу: то, что не может произойти, никогда не происходит; то, что может — не чудо. Следовательно, чуда вовсе не бывает. По этому поводу некий прорицатель и толкователь чудес, когда к нему обратился за советом человек, сообщивший как о чуде, что он в своем доме обнаружил змею, обвившуюся вокруг палки, не без остроумия ответил: «Чудом было бы, если бы палка обвилась вокруг змеи». Он своим ответом вполне ясно дал понять, что не следует считать чудом ничего такого, что может произойти.

XXIX. Гай Гракх написал М. Помпонию, что его отец, поймав в своем доме двух змей, пригласил по этому поводу гаруспиков[861]. Но почему именно по поводу змей, а не ящериц, не мышей? Не потому ли, что последние постоянно попадаются в доме, а змеи — нет? Как будто, если что-то может произойти, то имеет еще значение, насколько часто это происходит. (63) Но если Тиберий Гракх, отпустив змею-самку, обрекал на смерть себя, а отпустив самца — Корнелию, то я удивляюсь, почему он не отпустил обоих? Гай Гракх ничего не пишет о том, что ответили бы гаруспики на вопрос: «А если не отпустит ни одной змеи, что будет?» Но, скажешь, последовала смерть Тиберия Гракха. Я уверен, причиной этого была какая-то тяжелая болезнь, а не то, что отпустили змею. Конечно уж, не настолько невезучи гаруспики, что их предсказания никогда случайно не сбываются. XXX. Но поистине было бы удивительно, если бы я поверил в то, что ты, следуя Гомеру, рассказал о Калханте, будто он по числу воробьев предсказал, сколько лет будет длиться Троянская война. По Гомеру же, Агамемнон по поводу прорицания Калханта сказал следующее[862] — я эти строки перевел в минуту отдыха:

Трудно, мужи, вам, ахейские, но потерпите немного,

Выждите срок, нам ведь надо узнать непременно, Калхантом-

Авгуром[863] нашим иль верные были даны прорицанья

Или то были пустые слова, безо всякого смысла.

Каждый из вас, кто остался в живых, верно, помнит то чудо.

Море в Авлиде тогда кораблями аргосскими словно

Было покрыто. И в тех кораблях ведь скрывались Приаму

Гибель и бедствия Трое далекой. А мы все стояли

Возле источника. Жертвенники уж дымилися. В жертву

Мы приносили богам, чтоб, не гневаясь, нам помогали,

Тучных быков, чьи рога позолотою были покрыты.

Вдруг под тенистым платаном, откуда вода ключевая

Била струей, мы дракона ужасного видом узрели.

Он, побужденный Юпитером, от алтаря устремился

Вверх, где платана в зеленой листве укрывалися восемь

Малых птенцов — и дракон их сожрал. А девятая, мать их,

С криком плачевным летала над ними. Дракон же ужасный

Страшным укусом ее разорвал. (64) И чудовище это,

После того как оно и мать, и птенцов погубило,

Тот, кто, конечно, на свет его вывел, Сатурном рожденный,

Сам же Юпитер и скрыл, превратив его в камень твердейший.

Мы ж, оробев, все стояли, на чудище страшное глядя,

Что извивалося между богов алтарями ужасно.

И вот тогда-то Калхант и изрек ведь свое предсказанье.

— Что ж вы, — сказал он, — ахейцы, вдруг перепугались, сробели?

Это ведь знаменье нам посылает Юпитер, богов сотворивший,

Позднее, с поздним исходом, но им же он вечную славу

Нам предвещает. Ведь сколько всех птиц здесь погублено было

Зубом чудовищным, столько годов суждено нам под Троей

Беды терпеть. Но как только десятое лето наступит,

Карой насытится войско ахейцев, разрушивши Трою.

Вот что изрек нам Калхант, и вы видите сами, ахейцы,

Годы прошли и уж срок, что назначен был, близок.

(65) Почему же эти воробьи, по которым было дано прорицание, были истолкованы как годы? Почему не как месяцы, не как дни? Почему предсказатель обратил внимание на воробьишек, в которых не было ничего чудовищного, а дракона обошел молчанием? Дракона, который, как сказано, превратился в камень, что никак не могло быть? Наконец, чем воробей похож на год? Так же обстоит дело и с той змеей, которая показалась Сулле в то время, как он приносил жертву