Философская эволюция Ж.-П. Сартра - [2]

Бытие человека, следовательно, приобретает характер социально-исторической практики, на основе которой возникает и развивается познание и сознание. История остается стихийным, бессознательно развивающимся и неуправляемым процессом до тех пор, пока эта социально-практическая предпосылка ее остается скрытой. Как только реальный базис исторического процесса обнажается, наступает конец идеологическим иллюзиям (разумеется, в принципе — как постоянная возможность раскрывать и разоблачать их), конец «беспредпосылочности» и «непосредственной данности», спонтанной непроизвольности и абсолютной творящей силы идей. Вместе с разоблачением иллюзии самостоятельности движения идей исчезает и представление о том, что идеи могут быть совершенно оторванными от общественного бытия, «чистым вымыслом», «абсолютным заблуждением».

Марксистский диалектико-материалистический метод учит отыскивать реальное содержание во всех общественных идеях, сколь бы фантастическими они ни казались на первый взгляд, объяснять генезис заблуждений, а не морализировать по поводу того, как велика может быть дистанция между истиной и мнением и как часто ложные идеи направляют общественную деятельность. «Заблуждение» в социальном познании объясняется не просто тем, что люди чего-то «недопонимают» по слабости ума или нетерпеливому легкомыслию — психологическими факторами можно еще в какой-то степени объяснять индивидуальную дифференциацию взглядов. Нет, популярные заблуждения, массовые иллюзии, общий стиль мышления укоренены опять-таки в самой действительности и возникают потому, что эта действительность «выглядит» иначе, чем есть на самом деле. Понятие объективной видимости социального процесса как источника идеологических извращений необычайно существенно для марксистской концепции общественного сознания и социального познания.

Не случайно, что еще при самом возникновении диалектического и исторического материализма Маркс выдвинул положение, которое позже превратилось в целую программу исследований: «Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики»[2]. Таков материалистический метод изучения идеологии. В первом томе «Капитала» Маркс дал блестящий образец такого исследования при раскрытии «тайны товарного фетишизма»: «Так как производители вступают в общественный контакт между собой лишь путем обмена продуктов своего труда, то и специфически общественный характер их частных работ проявляется только в рамках этого обмена. Другими словами, частные работы фактически осуществляются как звенья совокупного общественного труда лишь через те отношения, которые обмен устанавливает между продуктами труда, а при их посредстве и между самими производителями. Поэтому последним, т. е. производителям, общественные отношения их частных работ кажутся именно тем, что они представляют собой на самом деле, т. е. не непосредственно общественными отношениями самих лиц в их труде, а, напротив, вещными отношениями лиц и общественными отношениями вещей»[3].

Таким образом, оказывается, что само заблуждение отнюдь не беспочвенно и его источником является не ложная ориентация субъекта, а характер самой общественной жизни. Отсюда и специфическое понимание «переделки сознания», преодоления идеологических иллюзий: ложное сознание исчезает вслед за практическим преобразованием соответствующей ему реальности. «Строй общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса производства, сбросит с себя мистическое туманное покрывало лишь тогда, когда он станет продуктом свободного общественного союза людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем»[4].

До той поры, до победы коммунистического общественного строя (а именно о нем идет речь в только что приведенном высказывании), преодоление ложного сознания реализуется лишь в абстрактно-теоретической форме, в форме науки, представляющей историческое самосознание человечества и указывающей перспективу общественного развития на основе анализа его (развития) действительных тенденций. Это и вызывает необходимость постоянной критики ложных форм общественного сознания и его теоретических представителей.

Разумеется, Марксов анализ товарного фетишизма имеет значение всеобщего образца в его общеметодологическом содержании: это не значит, что при критике буржуазной идеологии мы должны везде и всюду видеть товарный фетишизм и все из него выводить. (Кстати, подобная тенденция характерна для книги Г. Лукача «История и классовое сознание», вышедшей в свет еще в 1923 году и оказавшей большое влияние на самые разнообразные варианты полу- и околомарксистских течений.) Товарный фетишизм сам по себе представляет лишь специфическую «формулу искажения», характерную для буржуазной политической экономии, особенно в ее эпигонских (по сравнению с классиками А. Смитом и Д. Рикардо) формах. Эта бессознательно воспринятая и потому незаметно вторгающаяся в теоретические построения предпосылка непосредственному сознанию самого теоретика представляется самоочевидной, не нуждающейся в дальнейшем прояснении и обосновании, а между тем эта мнимая «самоочевидность» и становится той призмой, сквозь которую преломляются и эмпирические факты, и результаты теоретического анализа.