Философия уголовного права - [80]

Шрифт
Интервал


1. Основание права государства наказывать

История наказаний представляет нам прежде всего поразительное многообразие форм или видов наказания: жизнь, тело, имущество, свобода, честь – все блага, все интересы были, так сказать, предметом наказания; смерть, увечье, причинение боли самой разнообразной, заточение, изгнание, лишение имущества, опозорение, оскорбление чувства чести и нравственного достоинства – все было средством наказания. Здесь разнообразие бесконечно; между отдельными видами наказаний нет почти общих внешних черт, исключая одной: каждое наказание причиняет вред или страдание лицу, на которое оно падает. Самый же вред или страдание, образующие собою содержание наказания, представляются весьма разнообразными: в одно время они исключительно направляются на физическую природу человека и материальные блага; в другое – на духовную его сторону; иногда же – на то и другое вместе. Наше право XVII века, например, направляет все уголовные кары свои на материальную сторону почти исключительно; наказания, направленные на духовную сторону, вроде выдачи головою, являются редким исключением. XVIII век вносит в карательную деятельность новые формы – вводится масса наказаний, имеющих своим предметом блага невещественные. Таковы: выставка у позорного столба, шельмование, поражение прав семейственных и т. д. Наоборот, XVI и XVII века на Западе были эпохой наибольшего развития именно наказаний, направленных на моральную сторону, наказаний позорящих разных форм и видов. Далее, все наказания в русском праве XVII века были приспособлены исключительно к извлечению пользы и выгоды для государства; в XVIII веке выдвигается начало целесообразности наказаний в направлении полезности для самого преступника.

Что может быть общего, кроме элемента страдания, в формах современных нам наказаний; что общего в смертной казни и церковном покаянии; в наказании розгами и имущественном взыскании; в тюремном заключении и выговоре? – Повторяем, здесь разнообразие бесконечно. Единственный вывод, который мы можем сделать – это то, что формы наказаний или внешнее содержание карательных средств как элемент безусловно изменчивый, не относится к сущности института наказания.

Обращаясь, однако, к анализу внутренней стороны наказания, мы видим, что через все формы и виды наказаний в их историческом развитии и современном состоянии проходит одна общая идея – это то, что в наказании, какова бы ни была его форма и каково бы ни было его содержание, всегда заключается осуждение и порицание преступного деяния, притом не простое осуждение, но осуждение, выражаемое в такой форме, которая точно и ясно определяет размер и степень осуждения, соответственно сравнительной важности самого деяния. «Одно явление, – говорит Бар, – встречаем мы во всех наказаниях, которые известны в истории и которые только можно себе представить. Это то обстоятельство, что наказание есть некоторый искусственный прием, сознательно направляемый к выражению порицания – eine absichtliche und kunstlicht Massregel, welche eine Missbilligung ausdrackt» (Bar. Grundlagen des Strafrechts. S. 4). Это порицание есть единственный устойчивый, внутренний элемент во всех столь разнообразных наказаниях. Порицание есть сущность всякого наказания; все прочее, сколь бы оно ни выступало по внешности на первый план, есть несущественная, изменяющаяся прибавка (Zusatz). Мы не только можем себе представить наказание без такой прибавки, но и положительное право его знает; это – выговор в присутствии суда (Bar. Ibid.).

В таком выделении общей идеи всякого наказания, или сущности уголовного правосудия в целом, от внешних форм наказания, или карательных мер, заключается, по нашему мнению, ключ к разрешению всей проблемы. Отрешаясь мысленно от внешних форм наказания – столь изменчивых в истории – и останавливаясь только на общей идее его, мы легко определим отношение уголовного правосудия к правопорядку, а в этом будет, в свою очередь, заключаться и разрешение нашей задачи. Преступное деяние, как мы знаем, есть деяние, нарушающее нормы правопорядка; наказание, согласно вышесказанному, есть осуждение и порицание такого деяния. Нетрудно видеть, что для правопорядка осуждение и порицание деяний, его нарушающих, безусловно необходимо. Мы не можем себе представить вообще никакого общественного строя, никакой формы общественного единения людей, которая могла бы обойтись без определения тех деяний, которые нарушают установленный порядок, и без их соответствующего осуждения и порицания. Всякий общественный порядок нуждается в таком определении и без него невозможен. Если мы не будем знать, какие именно деяния запрещаются в данное время в нашем обществе; если мы откажемся от их осуждения и порицания, то мы тем самым потеряем всякое представление о порядке и не будем знать, что дозволяется и что требуется. Определение деяний, несовместных с установленным порядком, есть не более как обратная сторона всякого порядка, столь же неизбежно необходимая, как и те нормы, которые определяют собою его положительные черты; осуждение и порицание таких деяний от лица общества есть именно тот акт, в котором фактически, а не только формально на бумаге, выражается положение о несовместимости их с порядком и посредством которого непрестанно подтверждаются нормы последнего. Всякий общественный порядок: семья, артель, всякое общество и всякая корпорация, всякая общественная группа, имеющая определенный строй, обязательный для членов ее, – все они отправляют в своей области функции уголовного правосудия, сообразно своим задачам и содержанию своей организации: все они имеют список преступных деяний, то есть деяний, нарушающих их нормы; все они судят своих преступников и налагают на них наказания, то есть выражают осуждение и порицание этих деяний. Рассматривая преступное деяние как нарушение норм известного порядка, а наказание – как осуждение и порицание, мы неизбежно должны прийти к выводу, что правопорядок может существовать только тогда, когда он имеет список преступных деяний и когда он отправляет правосудие – судит и наказывает преступников, подтверждая и охраняя этим путем свои нормы. Государство, как одна из форм правопорядка сообразно этому тоже поставлено в безусловную необходимость отправлять уголовное правосудие – судить и наказывать преступников – так как в противном случае нормы его фактически потеряют обязательную силу, и оно само разложится. Разница между государством и другими правопорядками заключается лишь в том, что, во-первых, преступные деяния этих общественных порядков отличны от преступных деяний порядка государственного, и отличие это вытекает из различия самих норм, их образующих; во-вторых, что карательные меры имеют другое содержание. Это последнее вытекает, с одной стороны, из тех целей, ради которых возникают отдельные общественные единения, а с другой – из различия отношений личности к целому в государстве и в прочих общественных организациях.


Рекомендуем почитать
Несчастная Писанина

Отзеркаленные: две сестры близняшки родились в один день. Каждая из них полная противоположность другой. Что есть у одной, теряет вторая. София похудеет, Кристина поправится; София разведется, Кристина выйдет замуж. Девушки могут отзеркаливать свои умения, эмоции, блага, но для этого приходится совершать отчаянные поступки и рушить жизнь. Ведь чтобы отзеркалить сестре счастье, с ним придется расстаться самой. Формула счастья: гениальный математик разгадал секрет всего живого на земле. Эксцентричный мужчина с помощью цифр может доказать, что в нем есть процент от Иисуса и от огурца.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».


Работы по историческому материализму

Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.


Стать экологичным

В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.


Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.