Философия психологии. Новая методология - [122]

Точно так же получается и с феноменом «Бога»: есть психологические переживания, которые можно было бы назвать «религиозным чувством», о них можно много и интересно говорить; если человек занимается духовными практиками (молитвой, медитацией и проч.), то мы уже можем говорить о духовных переживаниях как результате этих практик. Но кто нам дал право рассуждать о «Боге»? Мы сами на свою голову придумали для того основание, спроецировав наши переживания вовне, на идеальную вещь, вещь, выдуманную нами для объяснения того, что с нами происходит. Пагубность этих действий должна быть нам очевидна – «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»[162] – лучшее тому доказательство.

Идеалы – как мы их понимаем – это инструмент человечества, которым оно пользуется сообразно своему разумению, и если оно пользуется ими сверх этого разумения, то вероятность ошибиться из-за этого инструмента лишь возрастает. Топор – инструмент, и от него много толку в руках лесоруба, но в руках Родиона Раскольникова… Много бед в истории человечества предопределил этот гносеологический мир с иллюзорными вещами – начиная от ритуальных самосожжений и заканчивая, например, страстью, поскольку страсть не есть естественное межчеловеческое отношение, это отношение, искаженное различными иллюзорными представлениями. Поэтому так часто всякий из нас страдает от досужих поклонников и поклонниц, прекрасно понимая, что их чувство – это не любовь, как они ее называют, это лишь влечение к пустому по своей сути образу. «Как она может любить меня, ведь она совсем меня не знает!» – восклицает человек, оказавшийся в подобной ситуации в роли «объекта» любви. И такие «любящие» быстро разочаруются в нас, допусти мы их на дистанцию, с которой они способны будут различать наше истинное «целое я».

Эйдосы

Таковы привычные нам вещи – материальные и идеальные. И те и другие, надо признать, вещи весьма виртуальные. То, что мы считаем материальными предметами, – это не более чем развертка «чего-то» в нашем способе существования, то, что мы называем идеальными вещами, – рождено нашим познанием как реконструкция того, что показалось нам «объективно существующим». Но есть ли нечто, что стоит за вещами, что делает вещи возможными, то, из чего эти вещи начинают себя, чтобы закончиться в виде неких вещей? Иными словами, есть ли то, что можно было бы назвать сущностью вещи, чем-то, что стоит по ту ее – вещи – сторону?[163]

Итак, мы снова вводим новое понятие, а не сделали мы этого прежде лишь потому, что слово, его образующее, столь затаскано, что, скажи его, мы сразу попадаем в круговерть бесчисленного множества языковых игр, чего, конечно, вовсе не хотелось бы. Но все-таки этому слову, которому мы предвещаем здесь большое будущее, предстоит появиться на свет – это эйдесизм. Справедливости ради следует отметить, что философией время от времени использовалось слово «эйдология» (оно еще часто идет с прибавлением «мифологическая эйдология»).

Мы бы тоже могли обойтись здесь именно этим, «принятым к употреблению» термином – «эйдология». И по правде говоря, очень хотелось бы так и поступить, но есть два немаловажных «но». Во-первых, термин этот несет на себе груз весьма определенной репутации, которая не имеет никакого отношения к рассматриваемому нами предмету. Во-вторых, и это самое главное, окончание «-логия». Оно говорит о том, что это «учение», «наука», производное «логоса», а значит, «слова» (только в русской философии «логос» получил сущностное звучание), а следовательно – сознательно. Но с эйдесизмом не так, он сущностный, он сам создает сознание, он – мировосприятие. А, как блестяще отметил М. Хайдеггер в своем «Письме о гуманизме», «„изм“ указывает на то, что существо человека надо брать в сущностном плане».[164] Именно в этом «плане» мы и рассматриваем «эйдос», поэтому как бы этого ни хотелось, но придется вводить новый, несколько резковатый термин: эйдесизм (отметим попутно, что эйдесизму идеологически очень близок «актуализм» Н.О. Лосского).

На самом деле учения (как систематизированной концепции) об эйдосе нет, а о мифологическом понимании эйдоса нам лучше и не думать, поскольку постичь его вследствие изменения самой структуры нашего мировоззрения нам все равно не удастся никогда. Ну и, кроме того, насколько нам это известно, никто так и не определил предмет эйдоса достаточно полно и четко.[165]

Что же такое эйдология (как основа эйдесизма)? Выводить семантику термина из этимологии слов – неоправданно сложное и по сути бессмысленное занятие. С другой стороны, не меньшим безумием была бы попытка определить это понятие через другое понятие, поскольку остается лишь посочувствовать тому понятию, которое с понятностью может быть выведено из другого понятия, так как очевидно, что часть не сводима к целому, целое в свою очередь не сводимо к части, а одна часть не сводима к другой. Итак, единственное, что для нас должно быть важно, – это предмет этого термина, то, что он обозначает, то реальное, что есть под ним (здесь мы как прагматики приближаемся к материализму, разумеется, в нашей его трактовке, и не стыдимся этого). Но до того как перейти непосредственно к предмету, уточним вопрос о понятии.