Философия психологии. Новая методология - [120]

Если мы попытаемся определить этот критерий, то он может быть сформулирован как наличие или отсутствие субстрата (непосредственного основания) вещи. Гносеологичность, если так можно выразиться, данного критерия заключается в следующем: если вещь имеет под собой какой-то реальный субстрат (непосредственное основание), то этот субстрат (непосредственное основание) есть реально существующий источник информации (находящийся вне нашего первичного познающего центра), которую мы и получаем, что в свою очередь позволяет нам говорить, что это вещь или даже предмет. Если же такого непосредственного основания или субстрата для нас как носителей гносеологической способности не существует, значит, информация, которая, как нам кажется, исходит от вещи, исходит не от нее, а приписывается ей нами. С помощью этого критерия мы можем выделить три группы вещей, а следовательно, и философских направлений: материализм, идеализм и эйдосизм.

Предмет материализма

Есть целый мир вещей, который может быть познан нами с помощью органов чувств непосредственным образом (через зрение, слух, осязание и т. д.), через усиление наших органов восприятия с помощью технических средств (микроскоп, телескоп и т. п.) или с помощью разнообразных физико-химических приборов (градусник, барометр, счетчик быстрых электронов и проч.). Немного найдется людей, которые полагают, что этих вещей не существует, но весьма многие не отдадут им приоритета, а скажут, что «в жизни есть вещи и поважнее». Те же, кто считает, что нет ничего важнее и значимее, чем показатели приборов, амплитуды, частоты колебания волн и др., по своему мировоззрению будут относиться к числу истинных «материалистов». Такое мировоззрение можно назвать абсолютно материалистичным.

Непосредственно к предмету материализма примыкает и название всего, что материализм признает реально существующим. Эти имена теснейшим образом спаяны с телом, с предметом, и при формальном рассмотрении вопроса представляется, что это название и есть фактически этот предмет – и ничего более. А также есть то, что не является именем предмета как такового, воспринятого так или иначе через органы чувств, но существующее как имя реального. С очевидностью сюда относятся такие абстракции, как вид, род, класс, класс классов, и такие частные феномены, как, например, слово.[160] Если же мы учтем, что и все это является предметом указанного нами направления философской мысли, то мы уже не сможем говорить об абсолютном материализме, а лишь об относительном материализме. Поскольку что это за материал-изм, который признает существование весьма очевидных, но все-таки – абстракций?

Таким образом, предмет относительного материализма может расширяться до весьма значительных, но все же совершенно определенных пределов, которые, впрочем, не удастся установить непосредственно, а лишь косвенно, можно даже сказать, что эти границы самостоятельно установят другие системы, которым посвящено наше дальнейшее повествование.

Возьмем замечательнейший персонаж отечественной литературы, персонаж, который словно специально нарисован его блестящим автором таким, чтобы мы могли привести его здесь в качестве примера идеального материалиста.

«– Разруха, Филипп Филиппович!

– Нет, – совершенно уверенно возразил Филипп Филлиппович, – нет. Вы первый, дорогой Иван Арнольдович, воздержитесь от употребления самого этого слова. Это – мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом?.. Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха! Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах! Значит, когда эти баритоны кричат: „Бей разруху!“, я смеюсь. Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот когда он вылупит из себя мировую революцию, Энгельса и Николая Романова, угнетенных малайцев и тому подобные галлюцинации и займется чисткой сараев – прямым своим делом, – разруха исчезнет сама собой».[161]

Перед нами почти логический опыт. Герой М.А. Булгакова возвращает красивое, эмоционально насыщенное, «абсолютно реальное» и в то же время абсолютно абстрактное понятие «разрухи» к материальным предметам. Что позволяет сделать в общем-то куда более прагматические и ясные выводы. Но это такой «глубокий материализм», суровые требования которого редко соблюдаются даже классиками данного философского направления.

Предмет идеализма

По сути дела язык оказывается непосредственно спаянным с материалистической концепцией, но язык, с другой стороны, сам является совершенно виртуальной структурой и, более того, создает виртуальные структуры, он создает виртуальный аналог реальности внутри нашего психологического пространства – нашего лично и нашего общечеловеческого. Таким образом, когда в дело пошли слова, материализм, сам, видимо, того не замечая, благополучно встал на рельсы, которые принадлежат не кому-нибудь, а идеализму!