Философия, порно и котики - [14]

Так что мы позвонили копам. Как только у кофейни остановилась машина с мигалками, этот мужик дал деру. Я пересказала всю ситуацию двум патрульным, они заполнили все бумаги и постояли со мной на улице, пока я не села в такси.

Когда я уже садилась в машину, один из них спросил, не хочу ли я завтра выпить с ним и его друзьями. Я ответила, что, на мой взгляд, это неуместный вопрос, забралась внутрь и захлопнула дверь.

Я рассказала об этом одному из друзей, и он меня поддержал, посоветовал разные способы самообороны и даже написал о случившемся в твиттере, не называя моего имени. Я пару недель вынашивала в себе спутанный клубок чувств, а затем позвонила в участок, чтобы уточнить статус заявления.

Набрав номер, я поняла, что должна рассказать о поведении того полицейского. Меня спросили, кто это был, и когда я назвала его имя, на том конце провода обреченно вздохнули. В этом вздохе не было ни капли удивления.

«Бог ты мой, — подумала я. — Какие ж они все-таки все козлы».

КГБ. 1 декабря 2014

После полудня у меня была назначена встреча. Я перепила кофе (он был отличным), и по пути к бару «КГБ» меня начало трясти. Кожа и кости окоченели, а мышцы, сухожилия и кровь, напротив, горели. Я бы даже сказала, что меня лихорадило, но не хочется ударяться в стилистику готических романов.

Поднявшись по лестнице и сунув нос в бар, я не увидела никого из знакомых. Первое же место у двери было свободно, я заняла его и уставилась в потолок. С него криво свисал абажур, через растрескавшуюся матовую черную краску поблескивала жесты. Помещение заливал красный свет.

Начали подходить друзья. Такой они меня и застали: с расширенными зрачками и нервно сжатыми губами. Один из них спросил, как я. Я и сама уже задавалась этим вопросом.

Перед каждым выступлением меня дико трясет. Если попробовать это нарисовать, получится асимметричный мультяшный взрыв: в центре, конечно, неуверенность в себе: от нее расходятся лучи синдрома самозванца. И еще здоровая доля страха, приобретенная во время воздушно-акробатических шоу, где любое самоуверенное раздолбайство может привести к серьезной травме. Воздушная акробатика — единственное, для чего мне когда-либо приходилось заполнять форму отказа от ответственности и покупать специальную страховку.

Я уверена, что этот колючий клубок чувств — верный сигнал, что тебе не все равно.

Мне даже нравится это чувство паники. Наверное, примерно такое удовольствие испытывают пассажиры американских горок за секунду до чудовищного падения. Точно не скажу — я совсем не люблю американские горки. Если уж и щекотать свои нервы, то я лучше поставлю на кон что-то значимое: свое сердце (образно), карьеру или здоровье.

И тут я сама себе противоречу.

Бо́льшая часть работы, связанной со съемками, подстрахована монтажом. Всегда есть много дублей или снимков, из которых потом можно выбрать лучшие, а все провальные и неприглядные моменты со спокойной душой похоронить на жестком диске. Благодаря этому ты рискуешь куда меньше, но вместе с тем и больше — потому что все, что остается на виду, будет общественным достоянием, покуда жив интернет, в том или ином виде.

В живых выступлениях нет дублей, но и шансов быть запечатленной меньше (разве что кто-то спрячет мобильный в кармане пиджака и исподтишка снимет). Я выступаю вживую достаточно долго и за это время обзавелась рядом приемов и ритуалов, которые помогают мне справиться с мандражом перед шоу.

Но прочитать личное эссе в комнате, полной незнакомцев… Такого я никогда раньше не делала, и у меня в запасе не было никакого лайфхака, чтобы успокоиться. «Никогда раньше не делала» означает, что я понятия не имела, как направить панику в продуктивное русло.

Зал постепенно заполнялся людьми, пока не превратился в то, что пользователь твиттера под ником FuckTheory впоследствии назвал «баней на виски». Очень точное описание.

Становилось все жарче, и из подмышек начал течь пот. Я пожалела, что выбрала на этот вечер платье из полиэстера — выглядело оно отменно, но в нем все ужасно чесалось. Захотелось его снять. Кстати, частично раздеться — один из моих способов успокоиться.

Я призналась друзьям, рассевшимся полукругом, что очень нервничаю и, пожалуй, отлучусь в туалет, чтобы помастурбировать и снять напряжение. Двое предложили свою помощь. В женском туалете «КГБ» чуть ли не самые открытые кабинки, что мне доводилось видеть, — и стать порнозвездой, которую вышвырнули из бара за публичный фингеринг еще до начала чтений The Adult Magazine, было бы слишком предсказуемо.

Вместо этого мне в руку начали совать бокалы с виски (бурбон, скотч, ячменный), а другую, свободную, по очереди поддерживающе пожимали. Руки, руки, очень много рук. В итоге в проходе образовалась обнимательная куча-мала. Стало спокойнее.

Наконец меня позвали читать. Я пробралась через толпу стоявших людей, затем — через тех, кто сидел на полу перед сценой. Укрывшись за этой импровизированной трибуной, я сбросила туфли.

Это эссе я сочиняла босиком и в некотором ужасе от того, что кто-то будет оценивать мое публичное проявление эмоций. В последние месяцы, когда я писала и переписывала текст, у меня появилась привычка раскачиваться, как метроном. Когда нет свидетелей, этот нервный тик помогает, к тому же можно не бояться косых взглядов. Но на публике, боюсь, меня бы сочли сумасшедшей.