Философия. Книга 1. Философское ориентирование в мире - [143]

Отсюда, поэтому, следовало бы заключить, что даже и исконно творческие философские учения раскрывают свою истину только в преобразовании ее другими учениями, и что в этом преобразованном виде они остаются как некая новая самость, которой не было бы вовсе без этой исторической предпосылки и которая благодаря ей обладает такими возможностями, которых в таком виде не было у первых творцов. Здесь не просто еще раз проживают и проделывают в мысли то же самое; скорее, поскольку оно говорит с нами из прошедшего как прожитое и проделанное, самое его бытие еще отнюдь не завершено. Преобразование прошлой философии в истину настоящего - вот смысл философской истории философии, в отличие от историографии, которая хочет только знать, что было (was war): знать, как положение учения, как проблему, как систему.

В сознании этой историчности мы могли бы представить себе идею некоторой философии, которая бы столь основательно освещала всю прошедшую философию, что эта последняя, ясная, как день, становилась бы насущной действительностью жизни. Эта философия была бы истинной философией, в которой истина не только являлась бы себе в историчной особенности, но в которой истина постигала бы себя во всякой истории как единая истина. Бытие и явление были бы в ней поэтому тождественны. Но и такая философия была бы возможна лишь по завершении истории. Это означает, что с подобной философией у нас уже не было бы больше философствования, как явления возможной экзистенции в конечном существовании, но было бы только единое истинное бытие, которое не существует для нас как именно оно само.

Никакая современность уже не может выдумать новой философии, не проходя пути, ведущего через ее историю. Первая трудность всегда остается для современности та, чтобы понять и усвоить себе прежнюю философию. Хотя она знакома нам в ее отдельных учениях, мы знаем, что она говорила, мы видим ее в ее научных элементах и в различных аспектах ее социологической обусловленности; но важнее всего, чтобы это знание стало тем, чем всегда бывает философствование: самобытием, просветляющим себя в своей трансценденции.

2. Усвоение.

- В ходе деловито понимающего осознания в любой традиции что-то неприметно переходит в меня. Я становлюсь тем, что я учу, хотя и не знаю этого в таком виде с ясной определенностью. Возникают привычки мышления, потому что другие возможности вовсе никак не представлялись мне. В меня вступают содержания, которым я не адресую никаких вопросов; я становлюсь ими еще прежде того, как задам себе вопрос, чем я хочу быть. Но то, что было, не может быть еще раз. Я есмь то, чем я стал из унаследованного мною, благодаря преобразованию (Umwandlung). То, что некоторое время продолжает, тождественное себе, жить во мне, есть лишь овнешненная и механизированная форма бывшего.

Эта незамеченная и непроверяемая ассимиляция еще не есть усвоение, - это последнее возникает из различения. Так же, как я противопоставляю себя другому, которого я понимаю, чтобы только после такого отстранения вступить в подлинную общность с ним, так же я отделяю себя от всякой традиции, под власть которой я вначале уже незаметно для себя подпал, чтобы только теперь, совершая выбор с ясным сознании, или отвергнуть эту традицию, или же избрать ее, как то, что касается меня самого, и, становясь при этом самим собою, усвоить ее. В то время как непосредственное бытие-единым не есть ни прошлое, ни настоящее самобытие, но или остается невнятной возможностью перед пробуждением, или же становится уклонившимся закреплением овнешненного, только указанное отделение делает возможным самобытие, но оно же делает возможной и потерянность в ничто. Это отличающее себя самобытие должно усваивать, потому что из одного лишь собственного истока оно еще не придет к себе. Изолированное, отстраняющееся от всего, как не являющегося им самим, самобытие тонет в беспочвенности (sinkt ins Bodenlose). Но усвоение должно начинаться из активности нашего собственного истока, без которого никакое самобытие возрасти не может.

Усвоение придерживается прошедшего, в котором возможная экзистенция пытается выйти навстречу самобытию других экзистенций. Не будучи отныне просто подчиненным потоку традиции, самобытие нашло точку опоры в этом потоке, чтобы уловить золото, которое поток несет с собою. Самые тихие слова из прошедшего могут пробудить его, самая массивно весомая традиция - остаться чужой в контрасте с ним. От него одного зависит, что он услышит в ней, и чье обращение из традиции он почувствует как экзистенциально затрагивающее его самого.

Усвоение существенно отличается от внешнего вступления во владение (von äußerem Übernehmen). То, что как мыслимое и сказанное, остается кажимостью, ибо ни к чему не обязывает экзистенцию, -просто пересказывают (ist nur nachgesprochen). Только принятие (Nehmen), которое посредством перерождения (Anverwandeln) включает приобретенное нами в наше собственное дело, не окажется воровством.

Усвоение есть то абсолютно исконное, которому уже невозможно задавать вопросов, слияние в одно в различении, влечение ввысь в свободной самоотдаче (das Hinangezogenwerden im freien Daraufzugehen). Оно подобно задушевной дружбе, но с дистанцией, присущей отношению, обращенному в прошедшее. Здесь, как и во всякой коммуникации, есть та загадка, что я есмь лишь через другого, и все же есмь я сам; что я так же теряю себя там, где просто всеприемлюще и без сопротивления расплываюсь мыслью по тому, что досталось мне в наследство, как и там, где я эгоистично изолируюсь от него.