Фихте - [9]

Таким образом, ориентация Фихте на исторический прогресс неоднократно помогала ему в решающие моменты в определенной мере преодолевать субъективно-идеалистические спекуляции и возвращаться на реальную почву.

Перед философией Фихте отчетливо ставился один вопрос: как, собственно, возможно историческое развитие, как возможна смена одной исторически возникшей формы общества другой и как можно философски объяснить эту смену? Очевидно, тут резко противостоят друг другу два явления, примирение которых кажется невозможным: с одной стороны, объективные, независимые от человеческого сознания и воли законы исторического процесса и, с другой — пронизывающая этот процесс человеческая активность и деятельность. Иными словами, объяснение противоположности между необходимостью (объективные законы исторического процесса) и свободой (человеческая активность, деятельность) стало для Фихте главной проблемой всех его философских занятий.

Эту проблему попытался теоретически решить уже Кант. В сущности кантовские размышления так называемого критического периода начались с попытки решить проблему необходимости и свободы, с попытки преодолеть противоположность между повсюду господствующими (механическими) законами природы и человеческой свободой.

В письме к Гарве (1798) Кант весьма определенно высказался по этому вопросу. Гарве предполагал, будто Кант исходил из типичных метафизических проблем, таких, как бытие бога, бессмертие и т. д., и что Кант в ходе попытки решения этих проблем пришел к своему учению (см. 48). Кант в ответ на это возразил: «Не исследование о существовании бога, о бессмертии и т. д. было исходным пунктом, откуда я начал, а антиномии ч[истого] р[азума]: „Мир имеет начало— он не имеет начала и т. д.“ до четвертой: „В человеке есть свобода — против: нет свободы, а все есть естественная необходимость“, — это было то, что разбудило меня из догматической дремоты и толкнуло на критику самого чистого разума, чтобы ликвидировать скандал видимого противоречия разума с самим собой» (56, стр. 257–258).

Эта проблема была поставлена Кантом в таком объеме и с такой резкостью потому, что стала существенной проблемой дальнейшего развития того класса, интересы которого выражал Кант, — класса буржуазии. Чем настойчивее данная проблема выдвигалась историческим развитием, тем скорее она должна была быть воспринята философией.

Подобным образом эта проблема предстала и перед Фихте. Причем именно в этом состоит решающий момент для объяснения как перехода от Канта к Фихте, так и развития философии самого Фихте.

Фихте относительно рано постиг основную слабость кантовской философии. Последняя опиралась на механистическое естествознание и оттуда черпала свои методологические средства. Признание строжайшей естественной необходимости составляет для Канта неизменную предпосылку всякой науки. Но тогда возникает вопрос: как же возможна свобода, не противоречащая строгой естественной необходимости? Или иначе, если говорить о проблеме общества и личности, как согласовать необходимость и свободу в отношении человека и всего человечества? Кант решает эту проблему, конструируя две сферы бытия и подчиняя человека в качестве эмпирического существа строгой необходимости, но зато в качестве умопостигающего существа позволяет ему приобщаться к свободе.

Именно попытка Канта теоретически обосновать свободу воли вызвала восторг Фихте, ибо он надеялся сделать из кантовского учения о свободе социальные выводы. «Мне кажется очень убедительным, — пишет он, — что из положения о необходимости всех человеческих действий проистекают очень вредные следствия для общества, ибо огромная порча нравов так называемых лучших сословий возникает большей частью из этого источника». И, подводя итоги, Фихте заявляет: «Поскольку я не смог изменить то, что вне меня, постольку я решил изменить то, что во мне» (27, стр. 142). Тем самым Фихте, конечно, вступил на ложный путь. Он хотел изменить общественные отношения своего времени, изменив лишь сознание людей. Этой цели Фихте служил в качестве преподавателя университета, писателя и оратора. Ограниченный «немецкими обстоятельствами», нашедшими отражение в его философии, Фихте не понимал, что решительное изменение сознания возможно достигнуть лишь путем практической политической деятельности. Отсутствие в Германии реальных общественных сил, способных осуществить изменение феодально-абсолютистских общественных отношений путем революционных действий, сказалось на Фихте в том, что он приписал сознанию такое значение, которое приводило его к отрицанию объективной реальности вообще.

Находясь во власти идеалистических заблуждений, он полагал, будто не революционные народные массы изменят данные отношения, а его философия. В одном из писем 1795 г. он утверждает, что если французская нация с помощью революции освободила человека от внешних оков, то его философия освобождает человека от «оков вещи в себе» (см. 27, стр. 449), т. е. что человек отныне больше не подчинен никаким общественным необходимостям. Человеку лишь остается признать философию Фихте и положить ее в сторону своих действий. Если он подчинится наукоучению, тогда общественные и социальные отношения как бы сами по себе изменятся и разумное государство станет действительностью. В сущности Фихте подменяет объективные исторические законы мышлением абстрактного индивидуума.