Фидель Кастро - [5]

. Кастро стал одним из самых посвященных последователей Марти; для нового честолюбивого освободителя Кубы «апостол» стал руководством к действию и источником законности. Кастро никогда не упускал возможности в публичных выступлениях соединить свое имя с революционными традициями, воплощенными Марти, и в самые темные моменты своей деятельности он смог найти поддержку в примерах, взятых из политических трудов Марти. Кастро, осужденный после неудачной попытки захвата казарм Монкада в 1953 г. и в то же время размышляющий над кажущимся невозможным планом создания революционного движения на Кубе, пишет своему другу: «По своему сходству ситуация напоминает мне попытку Марти собрать вместе всех кубинцев, достойных вести борьбу за независимость: каждый из них имеет свою историю, свои доблести, свои подвиги, каждый из них считает, что у него больше или, по крайней мере, столько же прав, сколько у остальных; только путем любви, понимания, бесконечной терпимости по отношению к отдельному человеку, каким бы малозначительным он ни был, только так можно достигнуть чуда. Возможно, по этой причине страницы истории Кубы, которыми я наиболее восхищен, не связаны с героическими подвигами на полях сражения, а связаны с огромной, героической и молчаливой задачей объединения кубинцев для борьбы»[11].

Действительно, поразительные параллели можно провести между жизнью Кастро и жизнью Марти. Оба были сыновьями испанских иммигрантов. Оба были на время осуждены за политическую деятельность на одном и том же острове — острове Пайне на западном побережье Кубы. Как и Кастро, во время своего вторжения на остров в 1956 г., Марти собрал деньги для экспедиции во Флориду, куда обычно высылали из Кубы, и на восточное побережье Соединенных Штатов. Марти высадился на отдаленном пляже на востоке Кубы при тяжелых обстоятельствах, хотя и не таких рискованных, как те, с которыми столкнулся Кастро в 288 километрах западнее этого места 61 год спустя. В действительности, диктатор Батиста был настолько уверен, что Кастро пойдет тем же маршрутом, как и Марти, что приказал расположить воздушное наблюдение за восточным берегом, но случилось так, что будущий освободитель высадился на западном побережье[12]. Совершенная Кастро попытка захвата казарм Монкада в 1953 году совпала с датой — 100 лет со дня рождения Марти, что позволило Кастро объявить, что он и его последователи, «поколение годовщины», являются действительными наследниками «апостола». Партия Марти, Революционная партия Кубы (РПК), как и более позднее движение Кастро, включали радикалов различных и в некоторой степени противоречивых направлений. Среди членов РПК были социалисты и анархо-синдикалисты, рабочие, многие иммигранты из Флориды, рабочие табачных фабрик. Менее важным было то, какую пользу и Марти, и Кастро получили от американских журналистов, распространявших их идеи, пока те были заняты партизанской войной. Джордж Юджин Брайсон из «Нью-Йорк Геральд» описывал Марти, а Герберт JI. Мэтьюс из «Нью-Йорк Таймс» — Кастро.

Марти представлял ветвь романтического, республиканского национализма, который был присущ различным периодам и в котором молодое поколение сороковых годов начало свое политическое восхождение. Все же существовала связь идей между двумя периодами. Слова Марти против опасности американской экспансии нашли отзвук у многих радикальных националистов, в том числе и у Кастро, который был свидетелем презрения, с каким некоторые американцы угрожали Кубе. Например, в 1949 году Кастро провел акцию протеста против группы пьяных американских матросов, которые осквернили памятник «апостолу» в Гаване, облив его мочой. Марти требовал объявления «второй независимости» для испанской Америки, в это же время против засилья Севера выступал приверженец старых традиций панамериканизма без Соединенных Штатов, возникших в эпоху «освобождения» Южной Америки в начале XIX века, Симон Боливар, к которому Кастро был очень привязан[13]. Та же идея прослеживается в бесконечных поисках путей создания обще-континентального революционного движения в шестидесятых годах или формирования фронта, объединенного с другими латиноамериканскими странами, из чувства общего долга. Как позже и Кастро, Марти верил, что борьба Кубы за независимость являлась точкой опоры для нового уравновешивания власти на американском континенте и вокруг него. «Мы поддерживаем равновесие во всем мире: мы собираемся освободить не только два острова (Куба и Пуэрто-Рико)», — писал он в 1894 г. «Ошибки на Кубе, — сказал Марти, ссылаясь на опасность вторжения Соединенных Штатов, — это ошибки всей Америки, ошибки всего современного человечества». Почти столетие спустя, вторя словам Марти, Кастро заявил иностранным журналистам в 1983 году, что Северная Америка не понимает…, что наша страна — не просто Куба, это также все человечество»[14].

Страстная вера Марти в социальную справедливость, в необходимость всеобщего образования, в пользу сельской местности и обработки земель нашла отражение в молодом Кастро. Убежденность Марти в силе идей и моральных принципов не могла не повлиять на Кастро, который в своих речах и интервью в пятидесятых годах уделял особое внимание объяснению своей цели и после революции редко упускал в своих посланиях возможность призывать к разумности и этике. Вероятно, язык Кастро был более прозаичен, чем у Марти, но его вера в способность идей управлять поступками людей была такой же огромной. Он писал: «Крепости из идей прочнее, чем крепости из камня. Не существует силы, которая смогла бы преодолеть препятствие, состоящее из идей»