Фиаско - [51]

Я лишь молча кивал, чувствуя себя болван болваном.

— Они держали вас на коротком поводке, Катков. Вместо медалей вам достались бы эти пульки. Рафик был неплохим пастухом, он отменно пас вас.

— Они? Вы сказали они? Кто они такие?

— Пока понятия не имею. Вероятно, решив убить журналиста, который писал, что скандал может вызвать обратный эффект, они хотели придать большую достоверность его утверждениям. А когда вы не попали в расставленные сети, у них не осталось иного выбора.

— Но зачем убивать нас обоих? Почему бы Рафику одному не чпокнуть меня?

— А потому что он знал того, кто заказывал убийство. Они решили избавиться от него, разорвать цепочку — и концы в воду. Наибольшую опасность для заказчиков всегда представляет цепочка связей исполнителя. Кто знает, что там у них было? Может, они обозлились, что он присвоил ордена? А может, перепугались, узнав, что он собрался продать их Чуркиной? Может, даже не предполагали, что гангстера, убивающего Рафика, самого убьют? Я почему-то думаю, что не мы, а он должен был отыскать медали и ордена.

— Просто не верится, — пробормотал я. И тут меня озарило: — Аркадий Баркин. Я был пешкой в его руках, он вертел мною как хотел.

— Может быть, и так, но я сомневаюсь, что все это дело его рук.

По тону Шевченко можно было понять, что он чего-то не договаривает. Он взял сигарету и принялся в раздумье постукивать ею по столу, уминая табак в гильзе.

— Почему же не может? Давайте дальше, черт возьми. Не надо играть со мной.

— Ну ладно. Тогда почему ваш очерк стал для него опасным? — спросил он самого себя. — Я имею в виду то, с чем Баркин связывал его? С тем, что у Воронцова было несколько встреч в его клубе? Этого маловато, к тому же у Баркина под рукой целая банда головорезов. — Остановившись, он прикурил сигарету от газовой зажигалки Воронцова, с наслаждением выпустил через ноздри табачный дым, как-то самодовольно ухмыльнулся и сказал: — И у него не было необходимости выписывать наемного убийцу из Израиля.

— Стало быть, тот малый в узком пальто — израильтянин?

Шевченко многозначительно кивнул.

— Он остановился в гостинице «Националь» под фамилией Голдман, но нам стало известно, что при регистрации в гостинице он предъявил поддельный паспорт — в паспортном контроле в аэропорту человек с такой фамилией не числится.

— Тогда вероятно, что фальшивый и тот паспорт, который он предъявил при въезде к нам, значит, он мог приехать из любой страны.

— Вполне разумный вывод. Я думал об этом, пока не получил заключение от судебно-медицинского эксперта — ее у нас Ольгой зовут Она заметила, что покойник совсем недавно подвергся обрезанию. Мои информаторы из московской еврейской общины сообщили, что этот ритуал у взрослого не совершался здесь целую вечность, но…

— Не совершался с того дня, когда ваши кремлевские вожди запретили религиозные конфессии.

— …но обрезание стало в некотором роде желательным для лиц мужского пола, эмигрирующих в Израиль. Эта варварская церемония служит своеобразным пропуском, если вам так угодно. — Лицо его исказилось от притворной сочувственной боли. — Ничуть не удивительно, что вы предпочли остаться здесь, а не присоединяться к эмигрантам.

— Да ладно вам. Тут без меня вы бы просто пропали. Шевченко улыбнулся, радуясь, что уколол меня.

— Давайте вернемся к этому незадачливому стрелку, — предложил я. — Вполне возможно, что он уже давно работал на Баркина и его привезли сюда специально чтобы было все шито-крыто. Разве не так?

— Возможно все, что угодно. Как только установят его личность, так мы сразу узнаем, не из тех ли он списанных спортсменов, которых вы так обожаете?

— Из спортсменов он или нет, это не столь важно. Но его, должно быть, нанимали те же самые люди, на которых работал и Рафик.

Шевченко лишь вздохнул, иронически хмыкнув:

— Блестяще. Таким образом, мы сузили круг подозреваемых до тех немногих, которым стал известен ваш очерк, переданный ТАСС.

— Это верно, — заметил я, начиная раздражаться. — Таким образом, нужно исключить из этого круга всех замешанных в махинациях с обувной фабрикой. О ней в моем очерке нет ни слова, как ничего нет и в документах Воронцова — вы сами это говорили.

— Вот видите. Потому-то я и говорил, что нет ничего нового.

Шевченко натянуто улыбнулся, поежился от холода и пошел включать термообогреватель. Он вертел на нем ручки и так и сяк, пыхтел, стараясь выжать побольше тепла. Из-под клапана на радиаторе выбилось слабенькое, усталое шипение, потом там что-то неясно забулькало и заклокотало.

— Так на чем мы остановились? — спросил он.

— На том, как сузить круг подозреваемых. Агент Скотто упоминала фамилию Рабиноу?

— Собственно говоря, называла, но никак не связывала с Воронцовым. Сказала только, что он околачивается в «Парадизе», когда бывает в Москве. А вам что-нибудь известно о нем? Раньше я никогда не слышал этой фамилии.

— Я тоже, но следователь-то вы. А в документах Воронцова он упоминается?

Он лишь мотнул головой — дескать, нет, и пояснил:

— Я просматривал их несколько раз и не припомню, чтобы где-либо мелькнула фамилия Рабиноу или Рабинович.

— А вы сказали об этом Скотто?