Фиаско - [50]

— Не малозначащую, а многозначащую, да будет вам известно, — парировал я, заранее зная, что за сим последует.

— Что и говорить, агент Скотто — женщина броская, — заметил он с легкой ухмылкой. — Вчера днем она заходила ко мне и кое-что рассказала о жульничествах с нефтепроводом. Она также упомянула, что сотрудники ее ведомства перехватили ваш очерк, когда его передавало информационное агентство.

— А чем вы ей ответили в порядке обмена информацией?

Отвинтив пробку с фляжки, он подлил в чашку с чаем немного водки.

— Почему вы вдруг решили, будто я ей что-то рассказывал?

— А помните, вы говорили, что вам надо еще над чем-то поработать?

— Я говорил, что нового ничего нет.

— Да ладно вам. Она бы не пришла сюда просто так.

— Верно, — нехотя процедил он после некоторого раздумья. — Возможно, нет ничего особенного. Но один из торговцев наградами, когда его раскололи, навел нас на одну обувную фабрику в Зюзино, которая после приватизации стала довольно-таки прибыльной. — Он помолчал немного, а потом добавил с сарказмом: — Уверен, вам, как адвокату свободного рынка, известно, как проворачиваются подобные дела.

— Разумеется, известно, и я буду рад разъяснить вам, — отрезал я, подделываясь под его тон. — Дирекция предприятия, чтобы выставить его на торги, доводит производство, что называется, до ручки и отказывается от приватизации. Тогда государство выставляет предприятие на торги. Усекли? Прекрасно. А как туда смог примазаться торгаш с черного рынка наград?

— А у него сестра работала на фабрике бухгалтером. Она спала с директором, пока не узнала, что тот женат. Он заставлял ее подделывать бухгалтерские документы, а рабочим запудрил мозги, представив фабрику убыточной.

— Стало быть, фабрика была объявлена банкротом, рабочие отказались ее приватизировать, а на торгах ее приобрели чужаки, подкупившие директора?

— Так все и произошло.

— Воронцов, видимо, унюхал, откуда ветер дует, и стал шантажировать директора, а тот, не будь дураком, укокошил обличителя.

— Да нет, все не так, — покачал головой Шевченко. — Нет. Все обстряпал ваш друг-приятель Рафик.

От удивления я даже рот открыл.

— И тут меня обскакал, так, что ли? Выходит, это Рафик угрохал Воронцова?

Шевченко еще раз кивнул, с таким видом, будто хотел сказать: а кто же еще?

— И как же вы доперли до этого?

— Сейчас покажу.

Он хватил глоток своего чая, встал, подошел к сейфу и стал крутить зашифрованный диск запора.

Я не знал, что и думать. Что же получалось? Директор обувной фабрики нанял Рафика? А может, его наняли пришлые, те, кто купил фабрику? У них теперь такая власть, что они запросто могут купить целую обувную фабрику. Чем больше ломал я голову, тем бессмысленнее становились мои рассуждения. Цельной картины не получалось. Лучше не буду сейчас думать, чтобы не свернуть голову. Я уже взялся за куртку, чтобы уйти, но тут в коридоре послышались чьи-то шаги. Затем мелькнуло вроде бы знакомое лицо. Через полуоткрытую дверь я увидел двух мужчин, они быстро шли по коридору и оживленно беседовали. Это же Древний, тот самый поганец из редакции «Правда», и его приятель из милиции.

В этот момент со стуком и лязгом Шевченко захлопнул тяжелую дверцу сейфа.

— Мы произвели обыск в комнате Рафика, — сказал он. — Правда, ничего особенного не нашли, не ясно, на кого он работал, но наткнулись вот на эти штучки.

И с этими словами из пакета для хранения улик вытряхнул на регистрационный журнал его содержимое. И вот передо мной, поблескивая во всей своей красе, лежат ордена и медали Владимира Ильича Воронцова. Увидев их, я прямо-таки обалдел и забыл о своем желании поинтересоваться, к кому здесь приходит Древний. Я уставился на них как баран из новые ворота, но все еще не верил себе.

— А вы уверены, они принадлежат Воронцову?

Шевченко перевернул один из орденов и сунул его мне под нос.

— Читайте его фамилию на оборотной стороне.

— Стало быть, Рафик знал, что я разыскиваю ордена, и знал этих людей на черном рынке? Может, он сам приобрел их и затеял игру, чтобы поднять на них цену? Конечно же, он явный мошенник, а также…

— Мошенник? — Шевченко иронически хмыкнул. Затем взял из папки компьютерную распечатку и положил ее передо мной. Между фотографией Рафика и отпечатками его пальцев были незаполненные графы. — По нашим данным, Рафик Оболенский — между прочим, это одна из его вымышленных фамилий — профессиональный наемный убийца, много лет выполнявший «мокрые дела» по заданию КГБ. А когда эту контору разогнали, стал «работать», как говорится, на вольных хлебах, по заказам.

Меня как обухом по голове хватило, я залопотал, заикаясь:

— Но… но он ведь говорил… что сидел в лагерях… ГУЛАГа… Он… это…

— Да, где-то сидел. Думаю, и там его использовали как стукача и подсадную утку. — Не справившись с искушением поддеть меня, Шевченко добавил: — Вы можете подтвердить, что он был большим мастером втираться в доверие.

— Об этом его умении нужно целую книгу писать.

— Точно. Факты — упрямая вещь. Мы прихватили в пивном баре его пистолет. Это, кстати, 9-миллиметровый «стечкин», что навело нас на мысль произвести контрольные выстрелы из его оружия и сравнить пули с теми, которые попали в Воронцова. — Он вынул из досье фотографии и протянул их мне. Две рядом стоящие сильно увеличенные пули, из них одна немного деформирована. Стрелки и пояснения отмечают наиболее схожие места на пулях. — Как видно, характерные особенности совпадают между собой.