— Ну, видишь ли, дядюшка, — смущённо замялась я, вынужденная объяснять очевидные вещи, — человеческой натуре присуща одна, неистребимая черта: верховодить над кем угодно, когда угодно и при любых обстоятельствах.
— Верно, госпожа, — сходу признал мою правоту он, — да только отец твой, был исключением из этого правила. Он никогда не стремился повелевать, однако вместе тем терпеть не мог подчиняться.
Из таких бесед с дядюшкой, я почти всегда узнавала о папе что-то новое, неизменно делавшее его ближе и роднее.
Тогда же, больше года назад, в том запомнившемся навсегда апреле, дядюшка Рифли вручил мне Эр-Глэйдр. Заодно он сообщил о чудодейственных свойствах меча и испытании кровью, которое я обязана была пройти. И я его к своему огромному удовольствию таки прошла. Меч без лишних раздумий, охотно, поглотил мою кровушку, неоспоримо признав своей очередной хозяйкой. А уже на Тинге, сразу после коронации, я извлекла его из ножен и поклялась, поцеловав прохладную, светящуюся изнутри лунным светом сталь, что отныне и до последнего вздоха, буду защищать интересы народа Края Медвежьих Полян.
В тот день я стала обладательницей ещё одного превосходного оружия, прежде принадлежавшего отцу: эльфийского кинжала с занятным имечком Гай-Дриль. В переводе с эльферона на скэнди, это означало: — Ласковый Вампир. Когда-то, много лет назад, мой отец подарил его Сигурду, ныне проживающему на берегу Гремящего ручья. Теперь Сигурд, в свою очередь преподнёс кинжал мне, заявив, что он гораздо больше к лицу наследнице Харальда Смелого, чем ему, простому крестьянину.
После вышеупомянутых событий, связанных с коронацией, тётя Ири и дядюшка Рифли, в категоричной форме, запретили мне заниматься грязной работой. В дальнейшем, они строго пресекали все мои попытки помочь в хозяйственных делах, не соответствующих, по их мнению, достоинству светлой ярлинки и высокому званию Правительницы Края. В итоге, обидевшись, хотя и не сильно, я перестала хвататься за привычные заботы, вместо этого предпочитая общение с книгой, либо поход в лес.
— Но сегодня, наверное, стоило попытаться посодействовать наведению порядка, — уже забравшись на кровать, с запоздалым сожалением подумала я, созерцая таинственно перемигивающиеся россыпи звёзд, буквально усеявшие магический купол-балдахин, раскинувшийся над ложем и моей головой. — Вдвоём дядюшке было б веселей, и он в кои-то веки, мог и не отказаться от помощи. Хотя, впрочем, вряд ли, ибо, когда тётя заболела, простудившись прошлой осенью, он ведь всё равно не хотел даже слышать, ни о каком моём участии в повседневных хлопотах по хозяйству.
Немного успокоив свою совесть этим воспоминанием, я принялась за подсчёт крупных звёзд, что всегда помогало быстро и крепко уснуть. Однако сон упорно не шёл, словно насмехаясь над моими арифметическими усилиями. Невольно мне припомнились другие ночи, когда вид звёздного неба не успокаивал и усыплял, а наоборот, подавлял и бередил тяжкое горе. Такие безрадостные ощущения, во мне будили ласковые небесные светлячки на протяжении нескольких долгих месяцев, после того как я появилась здесь, в башне, одиннадцать лет назад. И в том не было ничего необъяснимого. Просто однажды, маленькая девочка Фианэль, провела в одиночестве, незабываемую ночь под невероятно красивым, но как оказалось холодным и безразличным звёздным сводом… А произошло это ещё в Солнечной долине, вернее в окружавшем её Изумрудном Поясе, вековечном, сказочном лесу, знакомом мне с самого рождения…
В тот роковой для нас обеих день, мама вернулась с охоты усталая, но с добычей: крупным красавцем-фазаном.
— Доченька, будь добра, начни потихоньку его ощипывать, — попросила она меня, а сама поспешила умыться к речушке Медунице, несущей свои прогретые солнцем воды, по соседству с нашей хижиной.
Я с готовностью взялась за порученное дело, а, управившись, ещё и разожгла в очаге огонь. И только тогда почувствовала в душе смутную тревогу. Ведь мама уже давным-давно должна была вернуться. Неужели с ней произошло что-то непредвиденное? С внезапно заколотившимся сердцем, я выскочила из хижины и увидела её лежащей в воде, на боку, ярдах в десяти вниз по течению. Онемев от предчувствия непоправимости случившейся беды, я бросилась к ней, вздымая брызги упала на колени, после чего принялась, тихонько всхлипывая, тормошить за плечо. Громко разрыдалась я лишь увидев торчавшую из её спины, чёрную стрелу. Мне, несмотря на малый возраст, стало понятно: кто-то невероятно плохой, отнял маму навсегда и тем самым перечеркнул всю прежнюю, привычную жизнь. Дрожа словно в лихорадке, я попыталась вытащить мамочку из речушки, однако у меня ровным счётом ничего не получилось. Дикими глазами я огляделась по сторонам, не зная, что предпринять дальше. Ведь бежать за помощью скорей всего было заведомо бесполезно, по причине нашего бессрочного изгнания из мира остальных эльфов, о котором я слышала от мамы только рассказы, похожие на чудесные сказки, но сама там никогда не бывала, да и не надеялась побывать.
И тут на тропинке, ведущей со стороны гор Высокой Короны, послышалась весёлая, разудалая песня, в сопровождении подыгрывавшей ей флейты. Это наверняка возвращались домой на отдых, получившие замену стражи границы, служившие на ближайшей к нам, горной заставе. От острой безысходности, у меня появилась призрачная надежда, что взрослые дяди вынесут тело мамы из воды и скажут маленькой девочке, как быть дальше. Но оказалось я слишком уж размечталась. Стражи, влекомые любопытством действительно подошли, да только помощи от них я не дождалась. Вместо неё я услыхала их издевательский смех и реплику: