— А что такого может приключиться? — я недоверчиво, с насмешкой фыркнула. — Зверьё в лесах исчезнет? Рыба в реках и озёрах переведёться? Птицы перестанут в небе летать? Дядюшка, милый, войны и той опасаться не стоит, ибо мой папа давным-давно отвадил от наших земель всякого рода недругов. А тётя Ири, потом лишь поддерживала на должном уровне обороноспособность Края и боеготовность его небольшого войска. Что наверняка отбивало у потенциальных захватчиков, соблазн опять испытать всё это на прочность. Вследствии чего, у нас до сих пор, царят сплошные тишь, гладь, да благодать. Ну, разве не так, дядюшка Рифли?
— В том-то и дело что так, — мой наставник, помрачнев, нахмурился. — Но слишком долго подобное затишье продолжаться не будет. Уже не будет…Теперь, с отъездом госпожи Ириндэль, наши тайные и явные враги, могут попробовать на эту упомянутую прочность не столько сам Край, сколько тебя, юную ярлинку, лишившуюся мудрой советницы.
Тут мне поневоле пришлось призадуматься над словами дядюшки, вспомнив какой твёрдой рукой, однако вместе с тем разумно и справедливо, правила тётя, которую крестьяне даже прозвали Стальным Цветком. Смогу ли и я распорядиться властью таким образом? И вот ещё занятный вопрос: из чего сделана я? Тоже из стали! — гордо вскинув голову, без тени сомнения сообщила я самой себе. — Из очень хорошей, оружейной стали! Как прошлым летом сказал скупой на похвалы дядюшка? Я не воспитывал тебя, госпожа. Все эти годы я ковал из тебя великолепный меч. А ныне, работа завершена, меч успешно откован.
Дядюшка, не получив сразу ответ и восприняв повисшее молчание за несогласие с высказанными им опасениями, одним глотком допил вино и с укоризной уставился на меня.
— Э-э, ты… Сделал действительно своевременное предостережение, — встретившись с выжидающим взглядом наставника, вынуждена была я таки признать его правоту. — А потому обещаю впредь постоянно держаться начеку.
— Вот и отлично, госпожа, — пробурчал дядюшка, не скрывая удовлетворения. Потом, по прошествии небольшой паузы, он настойчиво добавил: — И разреши дать тебе дельный совет: никуда не ходи сама. Это, поверь, не прихоть заботливого слуги, а насущная необходимость на данный момент.
— Если ты считаешь, что сейчас мне следует ограничить себя по части одиночных прогулок, то возражать, понятно не стану. Тем более в компании оно куда веселей, — без особого восторга, заверила я, наполняя между делом его опустевший кубок вином, а свою чашу, чаем.
На этом, разговор застопорился. Мы посидели в воцарившейся тишине минут десять-пятнадцать, избегая смотреть в сторону пустующего тётиного места, неожиданно начавшего притягивать наши взоры, словно мощный магнит. На душе у меня вновь появилась совсем недавно загнанная вглубь тоска, знакомая прежде ещё по раннему детству. Не выдержав её всепроникающего половодья, я первая встала и притворно широко зевнув, предложила пойти спать.
— Ступай, — слишком уж ровным голосом, откликнулся дядюшка, тоже поднимаясь из-за стола, — а я займусь посудой. Не стоит бросать её на ночь грязной. Непорядок это, госпожа, как есть непорядок.
— Спокойной ночи, дядюшка, — уходя, пожелала я.
— Сказочных снов, госпожа, — рассеянно отозвался он, выставляя тарелки на специальный, посудомоечный столик.
Тихонько притворив за собой дверь, я спустилась в спальню. Хотя конечно очень хотелось ему помочь. Но смысла предлагать помощь, зная, что он от неё всё равно откажется, не имелось никакого. А ещё год с небольшим назад, обычные, домашние обязанности, мы исполняли вместе, ну, то есть втроём. Однако потом, когда в прошлом апреле мне стукнуло пятнадцать годков, всё в корне изменилось. На Большом Тинге Края, почётные выборные, увенчали чело светлой ярлинки Фианэль серебряной короной, украшенной великолепными изумрудами. Изготовил её старый Улаф Золотые Руки, лучший мастер-кузнец Снежного острова. Он давно работал преимущественно с драгоценными металлами и дорогим оружием, которое он облагораживал гравировками, завораживающими взор своей красотой: а также чеканными доспехами, пользующимися большим спросом не только в Скандинавии, но и в далёкой Европе. Привезли же корону в башню, ещё дядья, во второй, на моей памяти визит. Никто их об этом не просил, они сами заказали и оплатили подарок племяннице. Примерно, таким образом, по словам дядюшки, у нас появилась большая, мужская корона, предназначенная моему отцу. На данный момент она хранилась в кабинете под его портретом, на специальной дубовой подставке, верх которой представал в виде круглой бархатной подушечки тёмно-алого цвета.
— Господин Харальд совсем не хотел становиться ярлом, — помнится как-то рассказывал, мне дядюшка, — но уж больно просили его об этой милости, собравшиеся едва не со всего Края, крестьяне. Да и верные друзья с братьями советовали не обижать людей отказом. Вот он скрепя сердце и уступил.
— Наверное, со стороны, мой папа мог показаться весьма странным человеком, — пробормотала я тогда, испытывая смешанные чувства одобрения и неловкости, основанной на непонимании.
— Это отчего же? — искренне удивился мой наставник.
