Фэйри — время перемен - [99]

— А, это… Ну приходят к нам всякие — и денег не у всех есть. Углежоги там, охотники, огородники. Наши и решили — чем влезать в долги — пусть отрабатывают жильё. Нам подмога и им не в тягость — всё одно, хребтом на жизнь зарабатывают.

Глава тридцать девятая

Ближе к середине лета животик у Евы заметно округлился (талия-то — тонюсенькая была), а сама она начала капризничать. Нет — никаких просьб/требований в стиле — «Милый, а достань-как мне устриц. Ну и что, что до ближайшего моря почти тысяча километров!», всё гораздо проще — ей было скучно.

От скуки она начала заниматься откровенной ерундой, по сравнению с которой беседки в пе… дворце — прямо-таки образец логики и здравого смысла. Ну а что поделать? Ей ведь теперь нельзя было даже Оборачиваться, вот и скучала бедолага.

Учёба и исследования — замечательно, но беременность сказывалась и жёнушка теряла концентрацию и внимание, стало тяжело заниматься чем-то серьёзным — мысли стали «тяжёлыми» — по её словам. В итоге я просто заказал через Вилена развлекательную литературу и учебники для начинающих (совсем начинающих) по всем разделам магии — вроде как и полезное содержание, но серьёзными трудами назвать точно нельзя.

Какие именно развлекательные? Ну уж точно — не классики мировой литературы. Во первых — она давно их перечитала, как и положено женщине из семьи «с положением в обществе». Ну а во вторых… Война и Мир или детективы Чейза читались сейчас… Да никак не читались! Так что — натащил ей записок путешественников, шатавшихся по миру после Катастрофы, да мемуары известных личностей (известных в Сарматии) из городского архива. Пусть литературными достоинствами они редко блистали, да и были в большинстве своём рукописными, но интересно — всё-таки свидетели и участники важных событий.

Сейчас она лежит на тахте, застеленной медвежьей шкурой и лениво листает мемуары одного авантюриста. Почерк у него — ужасный, но литературный дар высок, так что милая придумала специальное плетение, сканирующее и распознающее подобные «каляки». Второе плетение «переписывает» информацию в тетрадь, но самое забавное — только в виде архаичной глаголицы. Это не страшно — знаем её оба, но почему?

— Слушай! — Говорит жена и начинает зачитывать отрывок вслух:

— «Горгулья была сравнительно небольшой — в Фессалии я сталкивался и с более крупными экземплярами, но шустрая, зараза! Крепость тела у них почти каменная, а вес очень маленький, так что пробить шкуру совсем непросто. В Фессалии так погиб один знатный воин, поверивший в сказки о том, что созданы они из камня — и в качестве вооружения взявший тяжёлую секиру и шестопёр.

Удары его только отбрасывали чудищ, не принося заметного ущерба, а вскоре он выдохся и замедлился — вот тут-то они и отыгрались. Я же, пусть и уступая ему в умениях воинских, превосходил в умении думать — и вооружился в итоге узким мечом, тесаком да коротким копьём — и выбрался из подземелий живым, да с изрядными сокровищами.»

— Вот жеж блядь, — вырвалось у меня от неожиданности, — ещё и горгульи какие-то. Вроде и облетел едва ли не пол света, а как-то не сталкивался — так, слухи одни.

«Благородный сэр» оказался личностью неординарной — настоящим паладином, одним из первых причём. Правда — весьма своеобразным. Настолько, что на его могиле в качестве эпитафии[131] можно было бы написать — «Он странствовал по миру, причиняя справедливость».

Понятия о справедливости у него были свои — и достаточно своеобразные, но — были. Сэра изрядно помотало по миру — настолько, что в Арконе его воспринимали как безусловно великого воина, не слишком при этом веря рассказам. Байки здесь (и не только здесь) — едва ли не национальный спорт.

Я же прекрасно видел — не врёт. Некоторые, совершенно абсурдно выглядящие вещи, описанные в мемуарах, я и сам наблюдал, так что — да, несомненный Герой, пусть и не признанный в своём Отечестве.

Решил восстановить справедливость и разыскал потомков, живущих в Арконе и окрестностях.

— Случайно наткнулись — и обомлели. Пишет талантливо, герой великий, — нарочито громко говорил я, вручая родне «отсканированный» вариант.

— На таких вот мемуарах только и воспитывать героев.

Вылезла какая-то худая, желчного вида баба средних лет. Именно баба — неприятное лицо, прямо-таки с первого взгляда видно — сплетница и склочница.

— Да байки эти вся улица знает! — Нагло и одновременно робко (нагло — потому как привыкла «горлом» брать, робко — потому как не с соседом разговаривает, а с фэйри) начала она разговор неожиданно приятным голосом, который портили визгливые нотки.

— Байки это, пусть и интересные.

Смотрю на неё как… Нет, не как солдат на вошь — как на низшее существо — и продолжаю:

— Многим событиям я и сам свидетелем был, пусть и не сталкивался лично с вашим дедушкой — настоящий герой.

С новоявленными знакомыми посидели душевно — вместе с половиной улицы. На фига? Ну во первых — почему бы и нет, а во вторых — репутация. Случись что — им чисто психологически будет сложнее поверить, что я злодей.

Ситуация с кочевниками возникла не то что неожиданно, неожиданным было то, что в качестве дипломата дед назначил меня.