Фея - [24]

Сняв ботинки, Робин вылила из них воду. Рубашка слезла сразу, а вот штаны прилипли к коже.

Ангел забрал барахло, затем принялся пялиться на Робин.

— Эх, знала бы ты, как я обожаю жирных женщин.

— А вот тут тебе хрен с маслом. И почему это я жирная? Никакая я не жирная. — Ей вдруг стало неловко под его взглядом. Определенно новое ощущение. Раньше телесной стыдливости у Робин было еще меньше, чем у кошки.

— Еще какая жирная. В тебе двадцать процентов жира, если не больше. Ты сплошь им покрыта. Он у тебя так и выпячивается. — Ангел тяжко вздохнул. — А паскудней вон тех рисунков я ничего в жизни не видел. — Он помолчал, затем медленно расплылся в ухмылке. — Ну ладно. Хоть я на тебя поглазел. Удачных приземлений. — Швырнув ей одежду, ангел буквально прыгнул в воздух.

От взмаха его крыльев Робин аж покачнулась. В воздухе заклубилось удушливое облако пыли и листвы. На мгновение громадные крылья застили небо; затем ангел уже поднимался, уменьшаясь, — тощий человечек из палочек в буйном оперении.

Робин присела и сдалась худшему приступу своих корчей. Зверски содрогаясь, она взглянула на свою сумку, где пыталась обрести свободу донельзя расстроенная анаконда. Ничего, Наце придется подождать. Она не изголодается, даже если приступ продлится несколько суток.

Робин удалось перевернуться на другой бок в страхе, что она ослепит себя, если так и будет таращиться на солнце. Вскоре она совсем потеряла контроль над телом. Бесконечный день Гипериона шагал все дальше и дальше, никуда не уходя. А беспомощная Робин все корчилась под янтарным солнцем, ожидая, что ангел вернется и уж тогда точно ее изнасилует.

ГЛАВА IX Свободная художница

Габи Мерсье стояла на скалистой полке и дожидалась, пока шум колоссальной диастолы утихнет. Нормальный всасывающий цикл Аглаи грохотал почище Ниагарского водопада. Хотя сегодня звук больше напоминал бульканье пузырьков воздуха, вырывающихся из опущенной под воду бутылки. Заборный клапан со втиснутым туда титановым деревом был почти полностью выключен из работы.

Место это звалось Три Грации. Так его много-много лет назад назвала сама Габи. В те дни немногие обосновавшиеся на Гее земляне все еще называли места и вещи именами из человеческого языка, придерживаясь ранней традиции пользоваться при этом в качестве источника греческой мифологией. Прекрасно зная другое значение слова «грация», Габи как-то прочла, что Три Грации прислуживали Афродите за ее туалетом. Она представляла себе Офион, круговую реку, как туалет Геи, а себя самое при этом как ее водопроводчицу. Все в конечном счете попадало в Офион. Когда же река засорялась, то именно Габи ее прочищала.

— Дайте мне вентиль размером с Питтсбургский Купол и точку опоры, — заявила как-то Габи заинтересованному наблюдателю, — и я осушу мир. — За неимением такого инструмента ей приходилось пользоваться способами менее непосредственными, зато в равной степени величественными.

Сейчас точка ее наблюдения располагалась на полпути вверх по северному утесу каньона Восточной Реи. В прошлом каньон обладал воистину странным свойством: река Офион вытекала из него не на западные равнины, а совсем в другом направлении. Такое могло стать возможным именно из-за Аглаи. Теперь же, когда мощный речной заборный клапан был ослаблен, геяграфическая прихоть пришла в соответствие со здравым смыслом. Вода, не имея выхода, превратила Офион в прозрачное голубое озеро, что заполняло каньон и выходило на равнины Гипериона. На многие километры, далеко за кривой горизонт Геи, мирная водная гладь скрывала все, кроме верхушек высочайших деревьев.

Аглая же сидела в сужающемся устье каньона будто пурпурная виноградина трех километров в длину, причем нижний ее конец скрывался в озере, а верхний простирался на плато 700 метрами выше. Она и ее сестры, Талия и Евфросина, были одноклеточными организмами, чей мозг по размеру чуть превосходил детский кулачок. Три миллиона лет они бездумно седлали Офион, поднимая его воды наверх, выше уровня Западной Реи. Питались они всевозможными плавающими обломками, которые время от времени заплывали в их громадные пасти, и были достаточно велики, чтобы переварить на Гее решительно все — кроме титановых деревьев, которые, будучи частью живой плоти богини, не были предназначены для повала и употребления.

Но бывали здесь и темные века. Случиться могло все что угодно — и часто случалось. И именно поэтому, рассуждала Габи, существо калибра Геи нуждалось в аварийном монтере калибра Габи.

Заборная фаза наконец завершилась. Аглая раздулась до предельного размера. Оставались считанные минуты до того, как клапан начнет закрываться — будто Аглая затаила дыхание в предвкушении своего часового извержения. В золотистом сумраке повисла тишина, и все в ожидании обратили глаза на Габи.

Она опустилась на колено и заглянула за край. Кажется, все подготовлено. Выбрать нужное время для своего хода было очень непросто. С одной стороны, во время систолической фазы сжимающийся клапан крепче всего удержит вклиненное в него дерево. А с другой — вода, заглоченная Аглаей, теперь хлынет наружу, развивая предельную силу, чтобы снести препятствие. Операция не была рассчитана на тонкое прикосновение; Габи рассчитывала толкнуть дерево изо всех сил — и надеяться на удачу.