Фея - [18]

От будки до экрана простирался добрый акр персидского ковра, где на диванах и подушках отдыхали с полсотни мужчин и женщин в просторных красочных одеяниях. Некоторые смотрели фильм; остальные болтали, смеялись и пили. Среди них была Гея.

Она мало соответствовала своим фотографиям.

В свое время было сделано несколько снимков того конкретного орудия, которое Гея предпочитала представлять как «себя». Масштаб на них был неясен. Одно дело прочитать, что Гея — невысокая пожилая женщина, совсем другое — оказаться с ней лицом к лицу. Сиди она на парковой скамейке, подумалось Крису, никто бы на нее и внимания не обратил. Таких бомжих на городских пустырях и свалках Крис встречал тысячами — рыхлые старые крысы, шныряющие по помойкам.

Щекастая физиономия богини явно просила кирпича. Меж тяжелым лбом и грязными складками жира были втиснуты вялые темные глазки. Черные сальные кудряшки обрезаны были ровно по плечи. Крис припомнил, что тогда еще отыскал фотографию Чарлза Лафтона, чтобы проверить, верно ли так часто упоминаемое сходство. Да, сходство было просто портретное.

Гея язвительно ухмылялась.

— Ну-ну, сынок, реакция мне знакома. Что, далеко старой карге до эффектного горящего куста, да? А вообще-то, как ты думаешь, на что Иегова тогда рассчитывал? А? Да просто хотел заставить наложить в штаны одного суеверного еврейского пастуха — только и делов. Вот так-то. Ладно, расслабься, парнишка. Возьми себе подушку и валяй рассказывай.

Беседовать с Геей было на удивление просто. Наверняка тут играла роль и нетрадиционность выбора ею Божественного Облика: каким-то неуловимым образом все подводило к восприятию Геи как Земной Матери. В ее присутствии человек чувствовал себя как дома. Все, что он так долго держал в себе, теперь можно было вытащить, обнажить — причем доверие все возрастало по мере разговора. У нее был тот талант, какой непременно нужно иметь всем приличным педагогам и родителям. Она прекрасно слушала и — мало того — ясно давала понять, что понимает. В ее слушании совсем не обязательно мелькало сочувствие, не было там и безотчетной привязанности. Крис вовсе не чувствовал себя фаворитом богини или даже лицом, вызывающим ее особое участие. Но он был ей интересен — и интересно ей было его несчастье.

Крис задумался, а не слишком ли все это лично, раз он проецирует все свои надежды на эту рыхлую старуху. Тем не менее, по ходу разговора он беззастенчиво перед нею плакался и не считал нужным искать себе оправдания.

Он редко на нее поглядывал. Глаза его просто блуждали, попадая то на чье-то лицо, то на кубок, то на ковер — но на самом деле ничего этого не видя.

Наконец, Крис сказал все, что намеревался. Никаких достоверных сведений о том, что должно последовать дальше, у него не было. Люди, возвращавшиеся исцеленными, в своих интервью подозрительно туманно высказывались о тех шести месяцах, что следовали после аудиенции. Ни под каким нажимом говорить об этом они не желали.

Гея какое-то время смотрела на экран, затем отхлебнула из своего бокала на тонкой ножке.

— Чудесно, — сказала она. — То же самое мне передавала и Валторна. Будь уверен, я досконально тебя обследовала, понимаю твое состояние и могу гарантировать, что исцеление возможно. Не только для тебя, разумеется, но и для…

— Простите, но как вы меня обследовали, если…

— Не перебивай. Вернемся к нашей сделке. Это именно сделка, причем тебе она может и не понравиться. Там, в посольстве, Валторна задала тебе вопрос, и ты на него не ответил. Мне интересно, обдумывал ли ты его с тех пор и нашел ли ответ.

Крис напряженно задумался — и вдруг вспомнил проблему двух детей, привязанных к рельсам перед приближающимся поездом.

— Да это не так уж и важно, — признала Гея. — Зато интересно. Я вижу здесь два ответа. Один для богов, другой для людей. Так ты об этом задумывался?

— Да, кажется.

— Ну и что ты родил?

Вздохнув, Крис решил ответить чистосердечно.

— Пожалуй, вероятнее всего… если бы я попытался освободить обоих, то наверняка бы погиб, освобождая второго. Не знаю, которого я освободил бы первым. Но если бы я освободил одного, то неизбежно должен был бы попытаться освободить и второго.

— И погибнуть. — Гея кивнула. — Это человеческий ответ. Вы, люди, без конца так делаете — лезете на сук, чтобы освободить своего сородича. Ну а сук, понятное дело, ломается. Десять спасателей гибнут, пытаясь отыскать одного заблудившегося засранца. Жуткая арифметика. Хотя она, конечно, не всеобща. Многие люди просто стояли бы и смотрели, как поезд давит обоих детишек. — Тут она с прищуром на него посмотрела. — Так что бы ты все-таки сделал?

— Не знаю. Не могу до конца честно сказать, что пожертвовал бы собой.

— Ну а ответ богов прост. Любой бог спокойно дал бы им умереть. Иначе говоря, жизни отдельных личностей значения не имеют. Когда сознаешь все, даже падение какого-нибудь воробушка с ветки, уже не стараешься это падение предотвратить. Природа жизни такова, что все твари смертны. Я вовсе не жду, чтобы тебе это понравилось, чтобы ты это одобрил или чтобы ты с этим согласился. Я просто излагаю свою позицию. Понятно?