Фея красного карлика - [3]

С несмазанным писком откатилась дверь, и в комнату вполз функционал маминого дедушки. В вытянутой руке он держал горшок Иа.

— Тори, — забурчал ф-дедушка, — не сиди криво и не наклоняйся так низко: испортишь глаза.

Тори послушно вытащила из-под себя ногу и вытянула шею.

— Ррин, — бубнил функционал, — встань с пола — там сквозняки — и вытащи изо рта палец…

— Ты меня как достал! — заявила Ррин, засовывая в рот оставшиеся четыре пальца.

— Иа, — продолжал ф-дедушка, — иди мой руки — тебе пора спать.

— Не пора! — капризно сказала Иа. — Я буду ждать маму-у…

Иа заныла.

— Мама придет поздно, — забубнил функционал, — а ты еще не спишь.

— Иа, иди спать, — строго сказала Тори.

— А вдру-уг мама принесет мальчика-а… — завыла Иа. — А Ррин назовет его Полихлорвонило-ом…

Она слезла с качелей и плюхнулась на пол. Ррин растянулась тоже и, протянув руку, отвесила Иа подзатыльник. Иа въехала носом в пол и заревела в полный голос.

— Ах ты паршивка, — сказал ф-дедушка и схватил Ррин за шиворот.

— Отпусти, стариканище! — заорала Ррин. — Я в ненависти!

Тори заткнула пальцами уши. «Руки заняты, чем же чертить?» — подумала она. Иа изловчилась и стукнула Ррин куклой по коленке.

— Коленка болючая! — завопила Ррин.

Легко шлепнула входная дверь. Пришла мама. Она была усталая и раздраженная. Под глазами желтели круги, а синие волосы, немытые из-за нехватки времени, торчали в стороны, словно взорвавшийся пакет вермишели.

Отшлепанная Иа с поспешно вымытыми руками и ногами мокро хрюкала под одеялом, Ррин с красным ухом собирала разбросанные интеллектуальные карточки Суньтевморе.

— Совсем остарел! — заявила мама ф-дедушке.

И тот потопал на свой диван. Тори притаилась, но все-таки схлопотала подтяжками по ребрам для профилактики.

Мама постояла перед зеркалом, потрогала кончик унылого носа и пошла к плите молоть порошок на завтрак.

— Как свалю в горы! — мечтательно заявила Ррин, ползая под стулом Тори. — Есть лишайники буду, надевать — змей диких шкуры, и никаких карточек, Иов, функционалов, и уши целее, чем у папы…

Тори вздохнула: надо было еще учить историю.

«Мы, линны, — потомки звездоправов, победивших все интервалы, как времени, так и пространства. Наш род мудр и богат событиями. Взгляните, дети, на огненный водоворот звезд, всплывающий зимой над горизонтом. Наш народ родился на Коротационном Краю Мира — удивительном поясе Галактики, избавленном мудростью вселенной от горечи катастроф, — и легко растекся по Системе, построив счастливые города на каждом теплом планетоиде.

Гордость, сила и красота — достояние линнов…»

— Носят его земноводные, — ворчала мама, возя мокрой тряпкой по полу, считает сгнившие заводы, считает, а ботинок у дочек нету…

Тори покосилась на босые мамины ступни, белеющие под закатанными штанинами.

— Выучила? — ласково спросила мама. Тори помотала головой.

— Учи-учи, мое стеклышко, — мама погладила ее мокрой рукой.

— Она-то — стеклышко, — пробурчала Ррин, стаскивая дырявую майку, — а я как? Ночной горшок?

— В кровать! — рыкнула мама.

— Ме-бе-ме! — Ррин вывалила язык.

Тряпка звонко щелкнула ее между голых лопаток. Ррин нырнула под одеяло.

— Мама, ну не мешай! — капризно сказала Тори.

— Я тебе еще и мешаю!

От лихого подзатыльника Тори чуть не грохнула носом в калькулятор. Она замерла, ссутулившись. Мама взяла ведро и потащила его к плите.

На картинке в книжке, на бескрайнем поле, выложенном бурыми квадратами, стоял сверкающий звездолет с выпуклым зеркалом отражателя и бугристым корпусом, собранном из горошин конструктива. Аппарат стоял под горящим диском зимнего солнца, а Тори восторженным прыгающим шагом семенила к нему. Ветра не было. Звенели сверчки.

— Сейчас, — шептала Тори. — На Коротационный Край Мира! К звездам! Гордость, сила и красота — достояние линнов!..

Визг плазмы, распиливающей воздух. Тлеющие в огне отражателя гады грабена Ымырт. И Система, рассыпающаяся золотыми звездами. Стены корабля дрожат, растекаются недоваренными леденцами. Тори в ознобе прижимает руки к груди, сводит коленки. Она одна в пространстве. Теплый пузырь Керрути-Сола потерялся где-то далеко позади. И чей-то тоскливый крик сбивает ритм сердца.

Она открыла глаза. В комнате было темно, только окно слабо люминофорило дождевой водой. Щека, лежавшая на книжке, затекла. Сердце отчаянно колотилось. Кто-то кричал. Нет, Рринчик, это — не земноводные зубы. Тори накрыла сестру упавшим одеялом. Она вскочила на стул и прижалась лбом к экрану. Ничего не наблюдается. Снова сердце екнуло от тоскливого крика. Тори перепрыгнула через посапывающую Иа.

В нише за вешалкой кто-то темнел. От черной фигуры пахло фиалковой водой и озоном.

— Ой… — сказала Тори.

— Куда шкардыбаем? — спросил кто-то папиным голосом.

Тори молча втиснула ноги в резиновые сапоги. Папа тоже молча выдвинул руку и цапнул ее за волосы.

— Ах ты, баклажан невежливый, — заплетающимся голосом заявил он.

— Пусти, больно же, — прошипела Тори, отдирая его руку.

— Куда шкардыбаем, я спрашшваю? — грозно спросил папа, распуская запах фиалковой воды. — А то будет еще невероятней!..

Он схватил паукобойку и больно шлепнул Тори по голой голени. Тори оторвала его руку от волос. Папа покачнулся и рухнул в нишу.