Февраль - кривые дороги - [38]
Г Л А В А XIX
Соседство учебного комбината с заводской стройкой не проходило для фабзайчат даром. Они были не просто свидетелями того, как воздвигался цех за цехом, как затем монтажники устанавливали в них станки, а очень даже заинтересованными людьми, ибо им предстояло работать в этих, с иголочки, цехах, полных простора и света!
Сама история завода как бы творилась на глазах ребят: более полутысячи гигантов индустрии одновременно возводились в стране. Их завод также в этом строю. Было от чего проникнуться гордым уважением к собственной рабочей судьбе!
Чуть ли не каждый день после занятий фабзайчата устремлялись к уже готовому вестибюлю завода, подогреваемые тайной надеждой проникнуть внутрь. С фэзэушными пропусками не всегда это удавалось.
Бесцельно потолкавшись, многие расходились, но кто посмелее, выбрав удобную минуту, перемахивали через забор и без оглядки неслись к первому незастекленному проему окна.
Настя с Клавой проходили главный коридор завода, чуть ли не в километр длиной, с душевыми и раздевалками по бокам, сейчас пустующими. В конце коридора девушки спускались в инструментальный цех, любуясь с высоты лестницы его размерами. Здесь трудились монтажники: закрепляли на цементных фундаментах станки, подводили трансмиссии.
Путь девушек лежал через весь цех в слесарное, уже обжитое, застекленное отделение: там работала Мария и, очевидно, предстояло работать им. У входа висела доска Почета, красовались большие фотографии ударников, в том числе и Марии Карповой. Настина сестра, по мнению Клавы, была ни дать ни взять киноактриса, с устремленными вдаль задумчивыми глазами.
— Слесарь-инструментальщик, моя милая, — улыбаясь возражала Настя, — да еще пятого разряда! А нас выпустят из ФЗУ по третьему...
В красной косынке, смугло-румяная, в черном халате, Мария работала предельно сосредоточенно и неохотно вступала с посетительницами в разговор. И лишь однажды, когда они попали к ней в обеденный перерыв, Мария разговорилась. Она показала им стоячий штангельрейсмус, зажатый в тисках, набор инструментов, едва умещавшийся в пяти больших ящиках. Кроме хорошо знакомых девушкам напильников, начиная с драчевого и кончая надфилем, здесь были пилы, зубила, молотки, были и такие инструменты, которые они видели впервые. Больше всего их заинтересовал фонарь для проверки шаблонов на просвет.
Мария пояснила:
— Точность и еще раз точность. Не забывайте — делаем мерительные инструменты, резцы, копирные приспособления к полуавтоматам. Ну, а это, — она кинула несколько презрительный взгляд на инструменты для первичной обработки, — лишняя обуза слесарю! Придет время, они не понадобятся ему. Отверстия разные, грани будут делать на сверлильных, фрезерных станках, причем быстро и дешево. Слесарю-инструментальщику останется лишь тонкая, точная доводка детали. Вот так-то, девчушки!
Прислушивавшийся к их разговору пожилой мастер вставил свое замечание:
— Верные задумки! Вот тебе и слесарь женского сословия — среди мужиков такого поискать...
Раза два Настя с Клавой задерживались в стенах завода до позднего вечера.
В такие вечера Настя возвращалась домой, вся переполненная желанием выговориться, поделиться своими впечатлениями.
Зять Миша был благодарным слушателем, он живо интересовался всем. Потом начинал рассказывать про свои дела.
— Помнишь «Лес» Островского, мы как-то смотрели у Мейерхольда? Спектакль шел почти без декораций, кроме высоченной лестницы до потолка? Сейчас мы силами студийцев ставим эту вещь. И должен тебе сказать, мы не повторяем Мейерхольда, ищем свое... Я Несчастливцева играю и, кроме того, состою при режиссере, — тут Миша многозначительно замолкал. Румяное, чернобровое лицо его становилось важным.
Подходила Мария и по-матерински целовала мужа в затылок.
— Мишу хвалят на режиссерских курсах, находят способности, — говорила она Насте.
— Главное, Настенька, расти, а не стоять на месте!
— Да, да, расти! — уважительно соглашалась Настя, гасила свет, ныряла под ветхое, выстеганное руками матери одеяло, под которым ей всегда хорошо спалось.
И вот настал день, когда воспетый Настей в рассказах учебный цех ФЗУ стал казаться ей маленьким и примитивным по сравнению с тем, что было рядом на заводе. Уже подгоняло нетерпение, поскорее бы в настоящий цех на практику, где все всерьез, настоящее, без опеки инструктора!
Официальный пуск трех цехов завода был торжественно отпразднован, отдел кадров набирал рабочих, и фабзавучники не на шутку встревожились, не обошли бы их при распределении.
— Рано горюете. Не обойдут! — снисходительно посмеивался инструктор.
В инструментальном цехе жизнь шла полным ходом: визжали сверлильные станки, равномерно гудели токарные. У Насти сразу заложило уши. Протискавшись к инструктору, окруженному ребятами, она спросила, напрягая голос, допустят ли их сегодня к работе.
— Походите, посмотрите. Устанете, раздобудьте скамейку, — прокричал ей на ухо инструктор.
«Шуточки?» — подумала она, но вскоре поняла, что инструктор не шутил. А часа через два все фабзавучники с нетерпением посматривали на электрические часы, изнемогая от усталости.
Повесть В. Щербаковой «Девушки»— глубоко правдивая книга о жизни комсомольской организации на заводе.В центре внимания писательницы образ главной героини Вари Ждановой, молодой работницы, решившей стать инженером. Эго цельная благородная натура, умеющая организовать и сплотить вокруг себя девушек.Все основные действующие лица повести молодые работницы и рабочие. О их жизни, любви, о их стремлениях рассказывает автор увлекательно и романтично.
Роман московской писательницы Веры Щербаковой состоит из двух частей. Первая его половина посвящена суровому военному времени. В центре повествования — трудная повседневная жизнь советских людей в тылу, все отдавших для фронта, терпевших нужду и лишения, но с необыкновенной ясностью веривших в Победу. Прослеживая судьбы своих героев, рабочих одного из крупных заводов столицы, автор пытается ответить на вопрос, что позволило им стать такими несгибаемыми в годы суровых испытаний. Во второй части романа герои его предстают перед нами интеллектуально выросшими, отчетливо понимающими, как надо беречь мир, завоеванный в годы войны.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.