Февраль - кривые дороги - [13]

Делегатка слушала, не глядя на просительницу, чуть приподняв голову от бумаг. Она сама была вдова, участница гражданской войны, где и потеряла мужа. Делегатку часто мучили головные боли — результат контузии, — и тогда она становилась особенно резкой, непримиримой к таким, как Ксения Самохина.

— Вот когда вы вспомнили про комиссара Воронцова, — укоризненно заговорила делегатка, вскидывая усталые глаза на Ксению Николаевну. — А когда вторично под венцом с торговцем стояли, не думали о будущем своих детей?

Делегатка побледнела, у Ксении Николаевны темные круги поплыли перед глазами. Она тихонько закрыла за собой дверь — легче, наверно, умереть с голода, чем прийти сюда второй раз!

На следующий день ее ждал новый удар: в городской газете был опубликован список граждан, лишенных права избирательного голоса: лишалась голоса и Воронцова Мария, ее дочь, причисленная к иждивенцам нетрудового элемента.

Имени Насти, как несовершеннолетней, не упоминалось.

С газетой в руках прибежал со своей половины сын тетки Акулины.

— Хлопотать нужно, Ксения Николаевна, справедливости требовать. Сейчас же, сию минуту!

Ксения Николаевна поспешно собралась в исполком: она шла на сей раз не просить — требовать!

— Мария — комсомолка и с четырнадцати годков сама себе добывает кусок хлеба. За что же ее обидели? — со сдержанным чувством затаенного гнева, стоя перед председателем комиссии, говорила Ксения Николаевна. — Воронцов, ее отец, от такой несправедливости в гробу перевернется...

— Напишите заявление, разберемся.

— Извините, писать я не мастак, вы уж без бумажки разберитесь! — настаивала Ксения Николаевна.

— Эх, мамаша, напутали вы в своей жизни! Ну, садитесь. Сумеете писать под диктовку? Воронцова, красного комиссара, весь городок помнит! Ошибочка тут насчет лишения вкралась...

Отправляя Марии очередное письмо, Настя ни словом не обмолвилась в нем, как мать ходила в исполком восстанавливать ее доброе имя.

— Ни к чему, — сказала Ксения Николаевна, — было и прошло...

С нескрываемым обожанием Настя смотрела на мать, она уже давно научилась примечать разницу между своей мамой и матерями некоторых подружек, которым ничего не стоило угостить дочку увесистым подзатыльником или грубо накричать, когда можно было ограничиться несколькими строгими словами, спокойно сказанными.

Подружки эти находили, что Насте завидно повезло с мамой.

«Так же, как и с сестрой!» — добавляла про себя девочка. Она еще не говорила подружкам, что учится с ними последний год: окончит семилетку, а там прощайте родные места — Мария зовет ее к себе в Москву.

Куда поступить учиться, Настя еще не решила. В мечтах своих она уже успела переменить несколько профессий: инженер-строитель, летчик и, наконец, машинист, как отец Михаила. Как хорошо промчаться на огромном паровозище среди ночи: темень, жуть, ни зги не видно, а ты сидишь у окна и знай себе подаешь свистки на переездах.

В способностях своих Настя не сомневалась: ей одинаково хорошо давались и математика, и русский язык. А сочинения по литературе всегда читались в классе вслух. И если по математике она как бы негласно соревновалась с одним из лучших учеников, то в сочинениях Анастасии Воронцовой не было равных!

— Ты ничего не пробовала писать вне школьных занятий? — оставшись как-то наедине с Настей в классе, спросила ее учительница литературы.

— Нет, не пробовала... А что именно писать? — несколько недоумевая, отвечала вопросом на вопрос Настя.

— Ну, например, сочинение на вольную тему. Или заметку в «Пионерскую правду» можешь написать. Кстати, я замечаю, ты мало участвуешь в нашей стенгазете. Учись находить, о чем писать, и оттачивай перо. Договорились? Нужно развивать свои способности!

— Договорились, — согласно отвечала Настя. Она была взволнована столь неожиданным разговором с учительницей. Что-то неведомо радостное открывалось в ее жизни... Нет, она решительно не могла оставаться сейчас в школе. Необходимо обдумать все, прийти в себя!

Под предлогом головной боли Настя отпросилась с последнего урока рисования и ушла домой. Осенний ветер гонял по улице последние опавшие листья тополей, раскачивал голые ветки. Все дома, упрятанные летом за деревья, теперь стояли как напоказ: окна были чисто вымыты, а на подоконниках белела вата, украшенная полосками цветной бумаги. Городок готовился к зиме.

На улице, что вела к школе, Насте был знаком каждый дом, каждый палисадник с протоптанной к нему тропинкой от тротуара: где деревянного, где песчаного, сделанного домовладельцами на собственный вкус.

Сколько здесь исхожено ею с тех пор, как она начала учиться, переходя из класса в класс первой ученицей. А теперь вот у нее обнаруживаются способности к сочинению, и их нужно развивать! Это сказала ей такой знаток литературы, милая, милая Маргарита Николаевна. Девчонки второй ступени поголовно боготворят ее; они не только самозабвенно слушают Маргариту Николаевну на уроках, но и любуются ею, удивляясь и не понимая, как это она в своей неизменной серой клетчатой юбке прямого покроя, белой кофточке всегда выглядит очень нарядной!

Настя шла, размахивая сумкой, подпрыгивая, — со стороны совсем первоклашка! В голове у нее рос уже и складывался целый план предстоящих сочинений. О Найденыше, например, чем не тема? Как Мария принесла его, как лечили, а теперь пес уже средних лет, друг и умница! Жаль только с кормежкой трудновато стало. Вот он уже издалека встречает ее, гремя цепью.