Фердинанд Врангель. След на земле - [38]

На берегу возле Большого Баранова Камня стучали топоры, раздавался визг пил. Проводники и казаки азартно разделывали в изобилии валявшийся здесь наносный лес. Вместе со всеми размяться решили и офицеры.

— Веселей, ребята! — подбодрял сотник Татаринов. — С теплом будем — не пропадем.

Нарубленные поленья крепко увязывали и грузили на нарты. Лиственничный лес по своим свойствам все же не вполне подходил для экспедиционных нужд: слишком тяжел, да и горит худо. И потому летом, по берегам Анюя были заготовлены впрок и березовые дрова. На растопку взяли несколько пудов рыбьего жира в смеси с мхом и стружками. В общей сложности дров должно было хватить дней на сорок. Примерно на такой же срок были запасены взятые в поход провиант и корм для собак.

От Баранова Камня отряд устремился в ледяную пустыню, курсом на северо-восток. В первые же дни обнаружилось, что тяжело груженные транспортные нарты регулярно отстают. Преодоление торосов приводило к поломке нарт, и на их ремонт приходилось использовать драгоценные березовые поленья.

Появившийся близ отряда белый медведь не ушел от меткой казачьей пули: на привале собаки пировали. Другой оголодавший белый разбойник осмелился, презрев лай собак, напасть на караван ночью, но чутко несший службу охранник пристрелил и его. Но медвежьи набеги становились все опаснее: через день хозяин Арктики, прежде чем его успокоила пуля, сумел переранить в драке трех собак из одной упряжки. Пока свежевали тушу, занялись одновременно устройством первого провиантского склада на обратный путь. Туда, вместе с рыбой, заложили и медвежье мясо.

Подъем на торосы и спуск с них по-прежнему выматывали людей и собак, беспощадно корежили нарты.

— Вот что, Федор, — предложил Матюшкину Врангель, — возьми пару нарт с проводниками и поезжай прямо на восток: может, хоть там торосов будет поменьше. Если увидишь свободный путь, сразу возвращайся назад.

Матюшкин был на разведке недолго и, вернувшись через два часа, доложил, что на востоке тоже торосы, но к северо-западу их не видать. В том направлении и продолжили путь, однако через непродолжительное время ледяные горы стали попадаться и здесь. Их преодоление изматывало до предела сил. Ломались нарты, рвалась и собачья упряжь. Случалось, за шесть часов непрерывных подъемов и спусков продвигались вперед лишь на пять верст.

Татаринов подсказал:

— Так дальше, Фердинанд Петрович, нельзя. Надобно освобождаться от лишнего груза, прежде всего провианта. Пора делать во льду главный склад. Зачем собак мучить понапрасну?

Во льду вырубили большую яму, уложили в нее продовольственные припасы и собачий корм. Сверху закрыли льдинами, засыпали снегом и залили водой. На месте склада, чтобы облегчить собак еще более, оставили большую походную палатку — урос. Теперь можно было направить назад тринадцать собачьих упряжек с разгруженными нартами. Проводники, которым предстояло возвращаться в Нижнеколымск, с завидной скоростью отремонтировали поломанные сани и полночи перед отъездом провели в радостных плясках и песнях.

С целью расширить фронт исследований, Врангель все же посчитал нужным разбить отряд на две партии. Матюшкину было предложено на двух нартах и с пятидневным запасом продуктов уйти в северо-восточном направлении. Сам же Врангель, в компании с Татариновым и Козьминым, взяв продуктов на три дня, отправился строго на север. Договорились вновь встретиться на том же месте, у склада, где была оставлена большая палатка, дня через три.

Проехав верст двадцать от места ночлега, Врангель с Козьминым, к немалому удивлению, обнаружили на пути старые санные следы... Кто же был здесь? Изучив их, сотник Татаринов уверенно заявил:

— Да это же наши прошлогодние следы, Фердинанд Петрович.

— Не может быть! — не поверил Врангель. — Счисления показывают, что мы по крайней мере верстах в восьмидесяти пяти от тех мест, где были в прошлом году.

— А что ж, думаете, — иронически отозвался Татаринов, — льды все это время стояли на месте? Вспомните, все, считай, лето дули северо-западные ветры. Они и подвинули льды на восток.

И Татаринов убедил офицеров в своей правоте.

На широте несколько севернее семьдесят первого градуса, когда преодолели очередную гряду зеленовато-синих торосов, Козьмин, задержавшись на вершине ледяной горы, пристально оглядел горизонт и взволнованно сказал ожидавшему его внизу Врангелю:

— Фердинанд Петрович, кажется, вижу землю.

Врангель торопливо полез к нему с подзорной трубой.

— Смотри туда, на северо-восток.

Что-то похожее на горы действительно маячило на горизонте. Татаринов присоединился к наблюдателям и скептически хмыкнул:

— Это не земля, а пары открытого моря.

Однако при дальнейшем движении на северо-восток горы принимали все более отчетливую форму, они окрасились в голубой цвет — так солнце серебрит снежные склоны. Видны были отдельные утесы и долины меж гор.

— Прокопий! Мы все же нашли ее, эту неведомую землю! — радостно кричал спутнику Врангель.

Проехали еще несколько верст, надеясь к вечеру добраться до земли. Но что это? Чем более солнце меняло свое положение на небосклоне, тем явственней то, что они приняли за землю, резко уходило по направлению ветра, и вот уже горы видны и справа, и слева, словно отряд оказался в долине, со всех сторон окруженной скалами. Мираж, всего лишь мираж! Разочарование было настолько сильным, что ужин во время привала прошел почти при полном молчании. Татаринов, догадываясь о чувствах офицеров, мягко убеждал: