Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков - [34]

Энергия Григория VII и Урбана II и их легатов обеспечили торжество их идей во Франции. Авторитет архиепископов и епископов, «галликанские вольности» были задеты, зато источник церковных зол — симония почти прекратилась. Если говорить только о королевских епископствах, то в XI в. Капетинги сами назначали епископов или навязывали своего кандидата, инвестировали — его кольцом и посохом и давали свое согласие на его посвящение; начиная же с конца царствования Филиппа I можно считать, что во Франции было достигнуто разрешение «спора об инвеституре»: Король предоставляет соборному капитулу избирать епископа, Он уже не «дает епископство» посредством кольца и посоха, а инвестирует избранника этими регалиями, требуя от него только присяги на верность. Это было разумное, разрешение спора, такое именно, какое восхвалял епископ Ив Шартрский. Оно оставляло королю Франции еще значительную власть, право разрешать выборы и даже заставлять долго дожидаться их, право пользоваться регалиями и утверждать избрание. На самом деле вмешательство королей продолжалось; но больше уж не видано было таких скандалов, как во времена Генриха I и Филиппа I. Королевская власть отступала перед святым престолом[202].

Людовик VI[203], даже — если бы ему этого хотелось, не мог, не рискуя своей короной, восстановить практику симонии, ссориться с папой и сторонниками церковной реформы. Угрожаемый в своем собственном домене феодальным разбоем, он, больше чем кто-нибудь, был принужден рассчитывать на средства своего духовенства в виде людей и денег и на благосклонность папского престола; и действительно, ему помогали и даже поощряли в его боевой деятельности и церковь, и папский легат. Тиранические притязания Генриха V облегчали Людовику Толстому его сношения с папами, которые опирались на него; из пяти пап четыре посетили Францию и даже жили в ней некоторое время, или ища убежища от угроз императора, или для переговоров с послами Генриха V, или для созыва собора, чтобы при его помощи восторжествовать над антипапой. Мы видели, какое хладнокровие противопоставил Людовик VI угрозам Генриха V; ему точно так же удавалось во многих случаях защитить интересы короны и против папы и добиться уступок. Но о я также оказался вовлеченным в конфликт между реформистами и антиреформистами, поскольку тот входил в сферу монархического влияния, и ошибки, в которых его упрекают, не всегда были продиктованы «государственными нуждами» часто являлись результатом его слабости по отношению к людям, его. окружающим.

Жизнь французской церкви во времена Людовика VI была полна треволнений более, чем когда бы то ни было. Друг друга проклинали, отлучали, изгоняли, сражались. В этом ее было, конечно, ничего необыкновенного: в течение всех средних веков столкновения между служителями церкви были столь же бурны, как теперь столкновения между крайними политическими партиями. Но резкость нового апостола реформы, святого Бернарда, придала борьбе доктрин или личностей — страстную пылкость. Дело не ограничилось только тем, что знаменитый Клервоский аббат в несколько лет сумел покрыть всю Францию цистерцианскими монастырями с очень строгим уставом, но его неслыханная, почтя болезненная деятельность распространилась на все области религиозной жизни Франции и даже за ее пределами. Его престиж и упорство часто служили на пользу делу христианского мира, но и сквозь дифирамбы его хвалителей проглядывает характер вспыльчивый, властный, скорый на нападки и на осуждение, темперамент взвинченного мистика. Его вмешательство во все дела веры и церковной дисциплины вызывало большие неудовольствия даже в римской курии.

Людовик VI, не доходя до того; чтобы быть на поводу у Бернарда, имевшего мало влияния при дворе, однако, часто слушался реформистов. Он щедро одарял землями новью общины, в особенности новую богословскую школу, которая была основана в его царствование, общину Сен-Виктор в Париже. Случалось, он даже принуждал монахов принимать клюнийский устав, а священников — расставаться со своими сожительницами[204]. Он мог бы следовать той линии поведения, которую позднее усвоил Людовик Святой — в одно и то же время защищать дело религии, которое тогда смешивалось с делом разума, и, в случае надобности, защищать против церкви свои права короля и судьи. Но около него находились (мы не говорим о Сугерии, который был человеком умеренным и неохотно вмешивался в эти споры) канцелярии, наполненные клириками, стремящимися к своим выгодам. Слушая их, он потерял преимущества престижа, который могли ему снискать его личная честность и чистота.

Его канцлер, Этьен де Гарлаяд, был, вероятно, зачинщиком церковных скандалов, участием в которых королевская власть себя компрометировала. Задолго до знаменитых прелатов Возрождения этот удивительный авантюрист беззастенчиво занимался совместительством, набирая бенефиции и должности в возможно большем количестве, а также непотизмом. Он был архидиаконом собора парижской богоматери, деканом капитулов св. Женевьевы в Париже, св. Самсона и св. Авита в Орлеане, наконец, деканом Орлеанского собора. Людовик VI подпал под его влияние. Несмотря на антипатию, которую чувствовали к нему королева и высшее духовенство, Этьен добился того, что из пяти должностей высших сановников короны ему были пожалованы две — канцлера и сенешала; это значит, что он одновременно стоял во главе и канцелярии и войска, а один из его братьев занимал и третью из этих должностей — должность кравчего (