Феникс - [26]

Рассмотреть силуэты ушедших не удавалось — слишком рано и слишком еще темно. Но он не опасался, что потеряет их, если только они не станут намеренно прятаться — Сурхил знает здесь все дорожки и точно может предсказать, когда они появятся тут или там. Остается вовремя контролировать ключевые места, чтобы точно знать, куда они направились.

Светлеющее поле, покрытое как будто пушистыми кустиками «эссу», самым бесполезным растением на Мау, прерывалось обширной тьмой, глубоко врезавшейся в берег, — Круглая Дыра. Предстояло осмотреть подходы к Дыре со стороны моря и можно двигаться дальше. Если на воде не болтается незнакомое судно, то Илия с Аной будут вынуждены идти дальше — делать в Дыре было решительно нечего. Ее дно представляло из себя хаотичное нагромождение скалистых зубов, густо усыпанных каменными обломками, омываемыми терпкой, высоко взбитой морской пеной.

Под обрывом все еще властвовала ночь, но Сурхил был уверен, что на воде никого нет. Осмотревшись, он уже собирался двигаться дальше в обход, когда необычный свет заставил замереть на месте, а по спине пробежали мурашки испуга. В чернильной тьме провала, полной шипения и шорохов беспокойного моря, вспыхнул неяркий зеленый шар, высветив клубившийся вокруг него туман. Сурхил застыл, невольно приготовившись к неминуемой смерти, — засекли! Но шар не метнулся к нему, даря редкое зрелище последних секунд его жизни, а замер в глубине, понемногу набирая яркость. Туман вокруг пожелтевшей, отчетливо шипящей сферы с нечеткими яркими краями исчез, словно растворился. Повисшая в пустоте, подрагивающая субстанция уплотнилась, меняя свой цвет от зеленоватого к желтому и оранжевому, на мгновение рывком увеличилась, заставив Сурхила, завороженно уставившегося на ее метаморфозы, сделать шаг назад, и зашипев сжалась до размеров большого мяча, вернув себе зеленый отблеск и покрывшись сеткой трескучих, шипящих разрядов. Ее света не хватало, чтобы осветить Круглую Дыру, но и так было ясно, что Илия и Ана здесь.

Сурхил решил оставаться на месте и осмотрелся, ища удобное укрытие, чтобы и бесплатным представлением полюбоваться, и ни в коем случае не оказаться его невольным участником. Сфера трещала и переливалась в глубине, ухватив за хвост пытавшуюся улизнуть ночь и накрыв фалдой ее халата окрестности Круглой Дыры. Она казалось безопасной — ну, трещит и светится что-то внизу, и Сурхил осторожно шагнул к облюбованному им камню на краю провала. Не успела его нога опуститься на грунт, как длинная слепящая молния хлестко стеганула по краю обрыва поблизости, осыпав его дождем раскаленных искр. Изломанный светящийся силуэт разряда повис перед глазами, сквозь плывущее ослепление отчетливым якорем, привязавшим его к реальности, пробивался свет медленно угасающего пятна раскаленного камня в месте удара. От неожиданности Сурхил рванулся и упал на пятую точку, ощутив через мгновение всю нелепость своей позы. Он сидел на заднице, лицом к провалу, опираясь на отставленные за спиной руки, и пытался ползти назад, скребя непослушными ногами по каменному крошеву. В глубине же Круглой Дыры разворачивался настоящий хаос — гудящие ветви беспорядочно движущихся, извивающихся разрядов окружили пылающее ядро ужасающей короной. Последняя казалась живым существом, жадно ощупывающим стены и дно бухты в поисках добычи. Даже сквозь слепящий голубоватый свет, заполнивший провал, проступал желто-красный замысловатый рисунок, который оставляли на скалах эти щупальца. Резко и сильно воняло грозой. Провал трещал и шипел от злобы.

Так же внезапно, как и началось, жутковатое своей близостью представление резко оборвалось, ядро в центре потухло, и мир погрузился в совершенную тьму, испачканную светом раскаленного камня — следы царившего среди скал буйства. Все закончилось, но в глазах Сурхила по-прежнему плясали зеленые беспокойные змеи, переплетаясь с реальным узором остывающих камней. Ноги наконец-то нашли опору, и начальник охраны поднялся, потрясенный тем, что удача позволила ему выжить и на этот раз. Он все еще ничего не видел, но не дожидаясь, когда восстановится зрение, уже брел прочь. Ему есть что сказать Владыке и надо остаться в живых, чтобы до конца выполнить долг.

***

Моя память осталась со мной. Она никуда не исчезла, она была рядом, и она была огромна. Представьте, что вас впустили в комнату с тысячами шкафчиков. Их дверцы закрыты, но они в вашей власти. Вы можете открыть любую, вот только времени на это вам дано совсем мало. Какую выбрать? Где искать? И что? Вы не помните одного — что в каком шкафчике лежит. Из любопытства вы открываете пару дверок, чтобы в недоумении пожать плечами. Вот какой-то лес, озеро, вы куда-то идете. Вот силуэты незнакомых небоскребов, как будто недостроенных или полуразрушенных. Я скользил рядом с самим собой и не мог соединиться, не мог открыть все ячейки одновременно. Я чувствовал, как уходит время. Ана делала все, что могла, но мне этого было мало. Отчетливо пылала память о пытке, но я не хотел, не мог, был не в силах ее касаться. На пределе возможного я рванулся к тому, что казалось самым близким, и с отчаяньем очутился в очередном океане боли. Угол! Маленький кусочек меня вернулся, но боль, которую он принес с собой, оттолкнула. Воспоминания оказались мучительней реальности. Одно дело — сражаться за то, во что веришь, что считаешь правильным, переполненный яростью и гормонами, а другое — отстраненно наблюдать свою несбывшуюся смерть.