Felis №002: Лики Войны - [16]
– Заинька, – вздохнула бабушка, – лучше этого не видеть, и лучше об этом не говорить. Но – раз спрашиваешь – что тебе сказать? Вот приходит машина… люди… без рук, без ног… и каждый час кто-нибудь умирает. А машины эти – без конца идут. Днём и ночью. А то ещё – идёт машина, а из неё не звука. И мы знаем – это не к нам. А в сторону, дальше. Там траншея была. И прямо из машины в неё сгружают.
– Покойников, – с трудом сглотнула Зайка. Бабушка с состраданием глянула на внучку:
– Заинька, это и покойниками-то не назовёшь… там… по отдельности всё… месиво кровавое…
– Мересьев – лётчик, – продолжала бабушка, – к лётчикам особое отношение. Потому мы и Курскую битву выиграли, что небо тогда уже наше было. Всё лётчики наши выжившие. А потому они выжили, что лечили их бережней других. И госпиталь был лётчикам особый. И многих восстанавливали. Не один Мересьев без ног летал. Да только пока до этого, особого-то, додумались – многих потеряли. В самом начале войны – стольких потеряли!
– Раненые умирали?
– И раненые умирали. И так, сразу в бою. Вырасти, обучи его – а ведь убьют в одно мгновение! Да, бывало, и без бою. Мальчишки наши так погибли. Им и повоевать не пришлось. А уж так они учились, так старались! Лётчики наши будущие. Думали – Родине послужить. А пропали зазря.
– Как это… как это, бабуль? – Зайка аж привстала и шею вытянула – посмотреть, куда бабушка пальцем указывает. Бабушка поочерёдно переводила палец с одного юношеского лица на другое:
– Шесть у нас было в классе лётчиков. Мы только-только школу закончили.
Шесть подростков глядели с фотографии. Вихрастые, глазастые, весёлые-озорные. Смотрели бойко, уверенно – вроде, всё нам нипочём, всё одолеем! – и увлечённо, с надеждой – жизнь впереди! И небо над головой! Летать бы!
– Лётчики наши, – голос бабушки дрогнул нежностью.
Она любовно погладила пальцем одного за другим – все шесть лиц. Сокрушённо вздохнула:
– Какие ж ребята были серьёзные! Вот хотели летать – и все трудности были нипочём! Все шестеро в лётной школе учились. И учились-то – взахлёб! Летали! У них полёты были – в Быково аэродром – рано утром! И оттуда – отлетав – как раз к первому уроку, с нами вместе, успевали, тютелька в тютельку. Мы-то – еле-еле глаза продравши, а они – уж отработав, прямо в лётной форме. И такие входили гордые, счастливые, независимые! Любо-дорого посмотреть! Возраст-то какой! Шестнадцать-семнадцать! А уж лётчики! И в девятом так было, и в десятом. Камельков Женя вот, – бабушка провела пальцем по изображению светловолосого неулыбчивого мальчика с пухлыми детскими губами и затем передвинула на другого, худого, узколицего, вытянувшегося, по-военному, в струнку, – а это Толя Столяров, – бабушкин палец заскользил дальше, – Володя Белов, Сергей Нижний… а это, – бабушка улыбнулась, – Наденькин предмет был.
На Зайку просто и прямо глядел строгий большеглазый и большеротый подросток.
– Взаимный, взаимный! – поспешила бабушка опередить внучкин вопрос, – так и дружили в последних классах. Может, потом и по жизни бы вместе пошли – кабы живы остались. Мы так двумя парами вчетвером и ходили всё. Как-то так вышло – что вдруг вздумали они… Вадька Платонов с другом своим… вот сюда глянь… Герка… Герман Горелов… в нас с Надей влюбиться. Как в юности бывает? Поговорили меж собой, подошли, пригласили, раз, другой.
Зайка ошарашено переводила взгляд с одного юноши на другого. Перед глазами сама собой выплыла картинка. Идут рядом два молодцеватых лётчика с почти детскими лицами и с ними две школьницы – такие, как выглядят на фотографии: светленькая Надя и потемнее – Ира… Зайкина бабушка. Стройные, лёгкие. Шаг задорный, пружинистый. Рука в руке. Глаза в глаза. Улыбки растерянные, взволнованные. И – вроде весна кругом цветущая, облака в синем небе летящие, и зайчики солнечные из каждой лужи, из каждого окна. Может, в парке, где гуляют в выходной, или из школы вместе возвращаются.
– Тогда сирени было – завались! – точно подхватывая внучкины мысли, сообщила бабушка, – домишек маленьких деревянных полно, и при каждом – палисадник. Как весна – всё в цвету! Вишь как… думали, жизнь проста, и всё в ней просто: учись, работай, дружи. Ан – оказалось – сложная она, и много в ней страха и боли, а счастье – как искры в тлеющих углях. То вспыхнут, то погаснут, то тут, то там – а больше всё уголь чёрный.
Герка Горелов мрачно хмурил брови, а глаза были весёлые. Поблескивали глаза, шебутной, видно, был паренёк. Но в линии рта, в наклоне головы ли, в чём ещё неуловимом – ясно читала Зайка и доброту, и широту души, и взлёт её, рвущейся, в небо ли – далёкое-близкое, в будущее – обетованное – совсем не такое, какое выпало.
– Их сразу же и призвали, как началось, первые же дни. И в первом полёте…, – бабушка внезапно смолкла. Зайка украдкой глянула на неё – и поспешила старательно уставиться в окно.
В окно слепило солнце, пронзая розовато-палевые лёгкие занавески. Отблески выстреливали из граней рифлёных стёкол буфета и рассыпались по всей кухне, по светлому дереву полок и шкафчиков, по блестящему никелю кастрюль, по матово-белому фарфору тарелок и чашек.
Первая книга серии "Срез тысячелетий" является сборником лучших мистических новелл на тему городских легенд по итогам одноименных литературных конкурсов "Хранителя Идей" в 2009 и 2011 годах.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.