Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич - [25]

Допустив же мысль мира во что бы то ни стало и дав противнику хотя бы малейший повод подозревать нас в слабости, мы можем через несколько же месяцев быть втянуты в решительную войну, но уже при совершенно других, неизмеримо худших обстоятельствах.

Военный министр генерал-адъютант Милютин».

Император искоса следил за выражением лица младшего брата. Видел, что тот, читая, старается осознать каждую мысль записки. Когда великий князь наконец-то поднял голову, Александр II спросил его нарочито ровным голосом:

   — Прочитал всё?

   — Всё, ваше величество.

   — Мысль главную Милютина с Обручевым уловил?

   — Как не уловить?! Сказано прямо: войну за Болгарию надо начать сегодня. А завтра в Европе ситуация для нас изменится в худшую сторону.

   — То-то, что в худшую. Похоже, что мне в моё царствование большой войны на Балканах не избежать.

   — Но ведь дело-то наше правое, ваше величество. За болгар и сербов встанет вся Россия.

   — Согласен, что встанет. Славянские комитеты уже работают вовсю, от Одессы до Самары. В Первопрестольной один писатель Аксаков чего стоит.

   — Аксаков-то Аксаков, ваше величество. Но волеизъявить позицию Романовых вам надо. Нашу позицию и твёрдость данного слова балканским христианам и славянам.

   — Значит, брат, ты за освободительную войну?

   — Да, ваше величество. И военный министр тревогу бьёт не случайно.

   — Если бы только бил. Он просто торопит с решением. Настаивает...

Император Александр И, желая на какую-то минуту прервать разговор и собраться с собственными мыслями, подошёл к своему рабочему столу. На нём была разложена политическая карта европейского континента, вернее, её часть, Бессарабия, нижнее течение Дуная, Дунайские княжества Молдова и Валахия и болгарские земли. Медленно провёл пальцем от Измаила до болгарских приречных городов: по карте казалось, что они совсем рядом.

Аккуратными звёздочками на дунайском правобережье рисовались турецкие крепости: Видин, Силистрия, Рущук... Их было много, не считая тех, что находились во внутренних областях Болгарии. Одна из звёздочек виделась больших размеров. Под ней любому из русского генералитета не требовалось читать название. Этой крепостью могла быть только Плевна.

Император, казалось, погрузился в раздумья: за Россию в той войне главным ответчиком перед народом, армией и Богом будет только он. Затянувшееся молчание нарушил великий князь, подошедший к государю:

   — Надо решаться, ваше величество.

   — Сам понимаю, что надо. Сегодня европейские монархии нейтральны, а завтра или послезавтра пойдут против нас.

   — Пойдут, ваше величество. В 1853-м война начиналась турецкой. Всего лишь очередной с Турцией. А закончилась коалиционной против России. К Парижу и Лондону тогда даже король Сардинии присоединился.

   — Вот в этом-то и вся опасность повторения пройденного нам урока. Как в этот раз поведут себя те же Париж и Лондон? Хотя англичане свою позицию уже высказали на сей счёт.

   — Ваше величество, у Британии нет больших интересов на Балканах. По крайней мере на сегодняшний день.

   — Ты думаешь, что в Средиземноморье им хватит Гибралтара и Мальты?

   — Вполне. Англичанам сейчас важно удержать за собой Индию. Там мятежи и бунты против британской короны.

   — Хорошо. А как Париж?

   — Париж один не пойдёт на поддержку султана. Не то время для Франции — диктовать своё мнение континенту. И нам в особенности.

   — Значит, главнокомандующий войсками императорской гвардии за войну на Балканах?

   — Да, ваше величество. Я согласен с мнением Дмитрия Алексеевича. Милютин прав: время скоро может играть против России. Это непредсказуемо.

   — Значит, воевать будем. Собственно говоря, моё мнение военный министр уже знает. Теперь меня заботит другой вопрос. Касающийся прежде всего нас, Романовых.

   — Какой, ваше величество?

   — Кто поведёт главную русскую армию через Дунай, в болгарские земли?

   — Разве нет достойной кандидатуры среди императорского генералитета? Гурко, Радецкий, Криденер, князь Шаховский, Непокойчицкий... Туркестанец Скобелев, наконец.

   — Это не те фигуры. Главнокомандующим русской армии в предстоящей войне может быть только Романов.

   — Тогда кто же получит такое высочайшее доверие, ваше величество?

   — Великий князь Николай Николаевич-Старший. Тебе, мой брат, придётся взять на себя это бремя. А я буду рядом с тобой. Мы же Николаевичи по отцу. А перед ним до Крыма трепетала вся Европа.

   — Надо вернуть почтение европейских держав к России. И уважение тамошних народов.

   — То-то, что надо. Мой указ о твоём назначении будет на днях составлен, объявлен при дворе, армии и российскому народу.

   — Благодарю, ваше величество, за оказанное мне доверие. Я сочту это дело за долг чести.

   — Не надо, брат, в такую минуту говорить титулы. Сейчас мы с тобой здесь, в моём кабинете, Николаевичи. А за дверьми кабинеты — император и великий князь. Ты готов исполнить долг перед нашим царственным домом, перед Россией, перед Господом Богом?

   — Готов. Всею жизнью готов...

* * *

Императора Александра II интересовала в первую очередь степень готовности русской армии к предстоящей войне, избежать которой уже не виделось возможности. Этот вопрос и обсуждался на одном из совещаний в Зимнем дворце. Приглашённых было немного: великие князья Константин и Николай Николаевичи, цесаревич Александр, военный министр Милютин и начальник Главного штаба Обручев. То есть в рабочем кабинете монарха собрался самый узкий круг государственных людей из числа военных.