Фельдегеря генералиссимуса - [42]

— Ты спи-спи. Я возле двери.

— Зачем?

— Понимаешь, сейчас кто-то в мою комнату с кинжалом зашел!

— И ты испугался за меня?

— Да.

— Придумал бы что-нибудь правдоподобней, Бутурлин, — рассмеялась Жаннет, — чтобы в мою постель нырнуть! У тебя завтра дуэль. Иди спать.

— Я эту ночь — и все оставшиеся ночи проведу здесь! — твердо заявил Бутурлин.

— Обиделся, дурачок! — ласково сказала Жаннет. — Знаю, что генералам слово дал, что не будешь за мной волочиться. Так я с тебя это слово снимаю! Иди ко мне. — Она зажгла свечу. — Смотри. — И протянула вчетверо сложенный квадратик бумаги. Бутурлин взял его, развернул. Поднес к зажженной свече. Прочитал.

— Боже, Жаннет! — вскричал Бутурлин и засмеялся: — Как ты у них такую расписку взяла?

— Мне решать: волочиться тебе за мной или нет! Вот и взяла. Съешь теперь их расписку.

— Да-да! — запихнул в рот Бутурлин листок. — Это опасно. Вдруг кто прочтет.

Боле сладостной еды он за свою жизнь не ел. Более сладостной любовной записки он от женщин не получал, да еще написанной генеральской рукой! Вот умора, как они пыхтели, но писали под диктовку Жаннет эту записку.

Бутурлин, голубчик!

Извини уж нас, стариков, что слово с тебя такое взяли. В Жаннет не влюбляться. Знаем, не в человеческих силах устоять перед ней! Так что слово твое мы тебе возвращаем. Люби ее, люби, люби, люби, люби… Не будь дураком!

Генерал от кавалерии Саблуков.

Генерал-губернатор Ростопчин.

Не серебряными чернилами эта записка была написана! Не растаяли слова: «люби», «люби», «люби»…

Сто раз написать это слово заставила Жаннет генералов. Они его в две руки писали.

Но как мне описать их любовь? Невозможно ведь это!

Можно, конечно, описать мифологически — или порнографически.

Дело в том, что у Бутурлина до пояса было все человеческое, а вот ниже — лошадиное.

Нет, конечно, копыт у него не было. Но все остальное!

А Жаннет — девочка на шаре.

Помните картину Пикассо?

Нет, ребенком она не была. Ей было двадцать лет.

Но стебелек ее тела, виноградинки грудей и то, женское гладкое место, словно яблоко зажатое между ног, — как совместить в одно целое с его лошадиным?

Совместили.

В общем, скажу так: кентавр — и девочка на шаре.

Любовь плотская — мифологическая — без всякой порнографии.

Порнография — это, если кто-нибудь подглядывает.

А за ними, если кто и подглядывал, то только — лунный свет и звезды — да горящая свеча.

Но она до утра не дожила — догорела.

Без пяти минут шесть Бутурлин оделся — и пошел на дуэль.

Дуэльное поле было на плацу, сразу же перед дворцом.

Там его уже ждали управляющий и Христофор Карлович Бенкендорф.

— Вы точны, Бутурлин! — сказал Бенкендорф. — А где же полковник Синяков?

— Сейчас будет, — ответил твердо управляющий.

Прошло десять минут, двадцать.

Полковник на дуэль не явился!

Глава четвертая

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Вооруженные пистолетами противники по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьеры, могут стрелять.

3. Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не позволяется менять место, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз: противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Секунданты, ниже подписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Письменные условия дуэли между А. С. Пушкиным и Дантесом, перевод с французского

На точно таких же условиях должен был стреляться и Бутурлин с полковником Синяковым. Только эти условия были писаны по-русски.

Не находите странным, что эти условия совпадают?

Это убийство, в общем-то случайного, подвернувшегося просто под руку человека, было столь хитроумно задумано убийцей и так блестяще, я бы сказал, фокусно им исполнено: прямо на публике (ловкость ума — и никакого мошенства!), — что неизбежно должно было достигнуть той цели, ради которой он совершил это убийство: убить потом того, кого он намеревался убить, но убить чужими руками.

Все было предусмотрено этим фокусным убийцей. Но он ошибся.

Шулер никогда не сядет играть в карты с шулером, а если сядет, то должен знать наверняка, что тот — шулер. И тут уж чья ловкость рук возьмет верх!

Разумеется, против шулерского убийцы играть пришлось не шулеру, а профессионалу.

Профессионалу в чем?

И в картах — и во многом еще другом!

В любви, например.

Так вот — убийца ошибся: кто профессионал, а кто нет. И играл… Впрочем, думаю, что он, вообще-то говоря, считал, что он сел играть против простаков, к тому же честных, — и проиграл!

В учебники криминалистики это убийство вошло под названием «Серебряное убийство».

Само уже название этого убийства столь таинственно, что до сих пор гадают, почему оно так было названо? И многие опрометчиво утверждают, что убийства этого вовсе не было!