Фельдегеря генералиссимуса - [35]

— Что ж, сыграем, — ответил Ростопчин. — Коли ты так хочешь.

— Хочу-хочу, — сказал генерал, потирая свои медвежьи ладони от предвкушения чего-то сладостного, давным-давно позабытого.

Они сели за стол, расставили фигуры, загадали цвет. Ростопчину выпало играть белыми — и он сделал свой первый и последний, как оказалось, ход в этой партии, а потом уж сказал:

— Поделился бы со мной своей тайной, Николай. А то уже вся Москва этой тайной гудит, что толпа на Красной площади перед местом Лобным: головы наши с Порфирием Петровичем уже под топор на плаху положили, но палач почему-то все медлит. Или ты нас на своем генеральском шарфе хочешь повесить?

— Хочу! — смахнул локтем со стола фигурки шахматные генерал Саблуков Николай Алексеевич. — Хочу давно тебе, Федька, морду набить за твои шахматные шулерства! Ты хочешь меня из равновесия вывести, чтоб обыграть. Не получится.

Собрал шахматные фигурки с пола, расставил. Цвет себе выбрал белый.

— Первую партию я тебе проиграл. Теперь моя очередь первым ходить. — И сделал свой первый ход.

Эту партию они доиграли до конца, до полного опустошения своих фигур. С королями одними на доске остались.

Игра проходила в полном молчании, как это принято у истинных мастеров этой игры. И только в конце игры генерал позволил себе сказать, когда он съел своим королем рвущуюся в ферзи черную, последнею, пешку Ростопчина:

— Не я о мумии Порфирия Петровича народ твой московский уведомил!

— А кто же? — спросил Ростопчин и посмотрел на князя Ахтарова — и прочитал ему и генералу по памяти ту бумагу, что получил от государя:

— «Дошел до меня слух… Павел». — И вышел не прощаясь.

— Каков молодец! — восхищенно воскликнул князь Ахтаров, когда дверь в гостиной закрылась за Ростопчиным. — Крепко держит удар. Выиграл он у тебя, племянничек.

— Вничью мы с ним, дядюшка, сыграли, — возразил генерал от кавалерии Саблуков. И не было в его словах никакого иного, заднего смысла. Генерал не умел и не любил аллегорически выражаться. И слух о мумии Порфирия Петровича не он распространил — и не его дядя князь Ахтаров. Слух этот, вы не поверите, распространил сам Федор Васильевич Ростопчин!

Время пришло?

Нет, просто замучили его, да и весь народ его московский сплетники лжепророчествами, которыми, мол, Порфирий Петрович, запертый под замок в потаенной комнате у московского генерал-губернатора, на волю тайно вещает.

Пора было положить этим лжепророчествам предел. И он решил выставить мумию Порфирия Петровича на люди. В саркофаг для этой цели со стеклянной крышкой Порфирия Петровича сам положил, никому не доверил; распорядился, чтобы завтра его в Дворянском собрании вместо бала выставили. Глядите, подходите. Может, что-нибудь и вам шепнет, что-то тайное, сокровенное, пророческое!

В общем, обезумел московский губернатор Ростопчин. И был наказан за такое свое безумное святотатство.

Глава двадцать четвертая

Частенько в этих нумерах

Сам Пушкин в карты — в пух и прах!

Под лестницей же этой — там,

В лакейской комнатенке душной,

Американец простодушный

Уроки брал у наших дам

Любви и легкости воздушной!

Анекдот от генерал-фельдцехмейстера А. в пересказе его внука

Некий странствующий изобретатель Леепих, француз по происхождению, «воздухоплаватель» по натуре, надул в 1803 году московского генерал-губернатора на сто пятьдесят тысяч золотом. А как было заманчиво посадить в плетеную корзинку роту гренадеров с тремя пушками. Гренадеры сверху своими гранатами турка бы забрасывали, а пушки по ним ядрами или картечью палили! Но француз улетел, т. е. сбежал в Америку, пушки на земле остались, гренадеры пешком на Константинополь пошли. Но на сем этот воздушный анекдот не закончился.

Через два года в Москву к Ростопчину два американца заявились — Боб Вашингтон и Дик Рузвельт — с рекомендательным письмом, от кого бы вы думали? Разумеется, от посла нашего в Америке — Леепиха!

В том письме сей посол просил его, графа Ростопчина, научить этих простодушных американцев летать по воздуху, так как этому искусству ему, Леепиху, недосуг их учить: нашу Аляску другим американцам продает.

Сколько другие американцы нашему «послу» за нашу Русскую Америку заплатили, не ведаю. Эти же — Леепиху за рекомендательное его письмо к нашему великому воздухоплавателю — графу Ростопчину — в пересчете на наши деньги десять тысяч серебром выложили!

Читал ли это письмо граф Ростопчин, не могу утверждать точно. Говорил, что американцы его в дороге потеряли. Может быть, и так.

Граф этих будущих американских воздухоплавателей к князю Ростову Николаю Андреевичу передоверил!

История России в анекдотах, 1897 г., с. 87

Донос ли он пишет, навет

ли пишет —

беда не большая.

Он пишет, а лист его чист:

бумага в России такая!

И только лишь на просвет…

Возвратясь с «шахматного турнира», Ростопчин пригласил в свой кабинет, залитый солнцем, драгунского ротмистра Маркова.

Роль сего драгунского ротмистра во всей этой истории с двадцатью пятью пропавшими фельдъегерями настоль загадочна и мрачна, что я чуть было не изменил своему правилу (использовать только подлинные имена и фамилии) — и вторая буковка его фамилии чуть не взяла барьер из третьей буквы — и его фамилия не превратилась в… Мраков!