Фельдегеря генералиссимуса - [28]

И теперь, когда эта тайная канцелярия возникла сказочно возле Бутурлина, он ничуть не был этому удивлен. Так сказочно только она одна и умела это делать. И тут же спросил:

— Ну, какую сказку еще сочинила про меня ваша тайная канцелярия? — и от этих слов не только в омут, а в примечание нырнешь:

— Буди, буди! Буди скорей, Федор Васильевич, Порфирия Петровича! Хоть будем знать заранее.

Но лежит на диване капитан артиллерии в отставке — и волосы у него дыбом на голове! За одну ночь давешнюю вдруг выросли, будто знали, что днем им нужно будет знак предостерегающий подать.

Глава девятнадцатая

Христофор Карлович искренне удивился:

— Сказку? — Брови его поднялись вверх, лоб наморщился. Его всегда поражала манера русских соединять несоединимое. Впрочем, считал он, лукавство русских слов им в этом помогало. Вот ведь и у слова этого тоже два несоединимых смысла. Сказка — это откровенная выдумка — и в то же время сказка — это деловой отчет! До высот легкого, воздушного русского разума, что деловой отчет может быть сказкой в первом смысле этого слова, его тяжелый, земной немецкий разум не поднимался — и потому отвергал! Деловой отчет — отчетом, а ваше лукавое парение мысли — на землю. И он сказал Бутурлину по-русски без малейшего акцента с немецкой прямотой: — Ее мы вам предоставим через две недели. До этого срока вам надлежит, будучи у князя Николая Андреевича Ростова на правах гостя, не покидать расположение его поместья. — Старый князь приказал ему выяснить: кто и зачем подослал Бутурлина и его спутницу к нему в поместье. Сроку дал две недели.

— Это как же вас понимать? — засмеялся Бутурлин. — Вы запутали совсем меня вашим русским! — И сказал насмешливо: — П-пудучи гостям… не покидать!.. Несуразица какая. Скажите мне прямо на моем — немецком.

— Не надо меня путать вашими лукавыми словами! Я всю жизнь прожил в России. И вы меня отлично поняли, штабс-ротмистр Бутурлин. — И Христофор Карлович сказал певуче с нарочитым прибалтийским акцентом: — Что я вам хотел сказать.

Бутурлин рассмеялся:

— Ну вот давно бы так!

— Что вы еще хотите от меня узнать?

— Да вы ведь не скажите.

— Скажу. Спрашивайте.

— Через две недели что с нами будет?

— Если вы, Бутурлин, дадите честное слово, то вас отпустят. — Христофор Карлович замолчал и приготовился выслушать следующий вопрос Бутурлина.

— Я спросил не только о себе, но и о своей спутнице. С ней что будет?

— На этот вопрос я не уполномочен отвечать. Если хотите, спросите у князя.

— Я потом спрошу, — посмотрев на старого князя, сказал Бутурлин — и улыбнулся Христофору Карловичу. Князь увлеченно беседовал с Жаннет. — А если я не дам вам честного слова, какая участь меня ожидает? — ледяным тоном спросил вдруг Бутурлин.

— Участь неприятельского лазутчика. — Христофор Карлович замолчал. Говорить, что его расстреляют, он не стал. Счел за лишнее. Будучи военным человеком, Бутурлин отлично знал сам, как поступают с пойманными неприятельскими лазутчиками.

— А того… в отдушине вы тоже расстреляли… или предпочли четвертовать?

— Благодарю, что напомнили. Князь запретил вам входить в ту комнату. Выберайтете себе любую другую. Больше вопросов ко мне нет?

— Больше нет. Только ведь вы мне не ответили: четвертовали вы сразу восковую фигуру императора Франции Наполеона или сначала расстреляли… как неприятельского лазутчика… а уж потом вместо колокольчика повесили?

— Нет, сначала мы в своей тайной канцелярии сказку на него сочинили — и только потом он у нас из отдушины колокольчиком зазвенел! — и Христофор Карлович позволил себе улыбнуться над своей шуткой. И пошел через всю залу к маленькой дверце в углу, куда слуги стали сносить восковые фигуры.

В черном своем сюртуке он походил, действительно, на сказочника. Бутурлин даже принял поначалу бант в черной косе его парика за бабочку, которая посреди зимы залетела вдруг в княжеский дом — да и села ему на спину. Сейчас поймет, куда ее угораздило сесть — и упорхнет на мороз. Там теплей.

Нет, не улетела. Она тоже была из воска — как все герои его сказок.

Глава двадцатая

Комнату Бутурлин выбрал для себя удивительную.

По периметру голубого потолка шли четыре реи-балки, и стены, затянутые белой тканью, ниспадали с них на пол парусами.

Когда он вместе с князем Андреем в первый раз вошел в эту комнату, там стоял полный штиль. Паруса стен безжизненно висели на своих реях — балках. Но стоило закрыть за собой дверь, как поднялся ветер — и устойчивый бриз задул в паруса.

Корабль комнаты поплыл — и по голубому потолку побежали белые облака.

— Тебе нравится? — заглянул в глаза Бутурлина князь Андрей.

— Очень!

— И мне очень! — и князь Андрей вздохнул, как только дети умеют: тяжело и страстно, всей грудью, всем своим телом — и даже ресницы приняли участие в его вздохе. И Бутурлин пожалел, что позволил двум генералам втянуть юного князя в их дело, причем вслепую, что показалось ему особенно мерзким, после детского его вздоха.

— Так я пойду? — спросил князь Андрей Бутурлина. — Ты ее выбрал?

— Да.

— Как хорошо! Так я пойду? — И князь опять вздохнул.

— Иди, пожалуйста, — ответил неожиданно сухо Бутурлин.

Что хотел сказать ему князь Андрей своим вторым вздохом, он отлично понял.