Фехтовальщица - [21]

Фехтовальщица бегала быстро, но она не знала города и летела вперед, не различая направления. Это было не лучшей тактикой в подобной ситуации, но у нее не оставалось другого выхода. Она металась по темным переулкам до тех пор, пока не оказалась в одном из городских тупиков, где по обеим сторонам высились глухие стены домов, а впереди перегородила путь высокая чугунная ограда парка. Недолго думая, Женька кинулась прямо на нее, подтянулась на холодных прутьях и полезла по ним наверх. От страха быть пойманной она даже не почувствовала боли в раненой руке.

Девушку пытались стянуть за подол, но она сумела отбиться ногами и, одним махом очутившись на самом верху, спрыгнула вниз. Едва коснувшись земли, фехтовальщица снова вскочила и побежала вглубь парка. Вслед понеслись угрозы и ругань, но за ней почему-то никто не полез. Долго не задумываясь над этой странностью, Женька отбежала как можно дальше и, совершенно измотанная долгим паническим бегом, свалилась возле ближайшего дерева.

Крики за оградой вскоре стихли, и девушка уже стала подумывать о том, что нашла место для ночлега, как от темноты, окружавшей ее, вдруг оторвался какой-то смоляной сгусток и, мерцая желтыми глазами, беззвучно положил ей свои тяжелые лапы на плечи. Прямо у лица свесился влажный язык, и сверкнули острые клыки… Пес был просто огромен. Фехтовальщица застыла… Над ее смутившимся сознанием всплыла история о проклятии рода Баскервилей, и она поняла, почему парижские бандиты оставили ее в покое.

Собака обнюхала фехтовальщицу и громко гавкнула. Девушка попыталась пошевелиться, но пес зарычал, и она снова замерла. Женька догадалась, что собака сторожит ее, и, значит, здесь скоро должен появиться хозяин. Она оказалась права, – в глубине парка вскоре возникло движение, забрезжил слабый свет, и через несколько минут к ней приблизилась молодая, похожая на армянку, черноволосая женщина в домашней одежде. Женщину сопровождал крепкий парень с пистолетами наготове и девушка с ночником в маленьких смуглых руках. У всех троих было что-то общее, кроме повода, по которому они тут собрались, будто они все – то ли из одних мест, то ли родственники.

– Жикард, возьмите собаку, – велела дама парню. – Мари-Анн, помогите девушке подняться.

Жикард отвел пса в сторону, а Мари-Анн помогла Женьке встать. Заныла рана в предплечье.

– Кто вы, сударыня? – спросила дама.

– Жанна… Жанна де Бежар.

– Де Бежар?.. Вы из Беарна?

– Да, а откуда вы знаете?

– Я тоже родом из Беарна и знаю многие фамилии этих мест. Мое имя Франсуаз герцогиня де Шальон, в девичестве де Баск.

Назвав себя, герцогиня замолчала, будто ожидала чего-то от очутившейся в ее владениях девушки, но Женька ничего не сказала, поэтому женщина продолжила:

– Как случилось, что вы оказались в моем парке, Жанна де Бежар?

– Перелезла через ограду… За мной гнались бандиты.

– Через ограду? – недоверчиво качнула головой Франсуаз.

– Да. Что вы так смотрите? У меня сильные руки.

– Руки…угу… А что у вас за повязка?

– Принц какой-то приказал стрелять.

– Принц?.. Какой?

– Не знаю, он не назвался.

– А за что?

– За то, что я от него отказалась.

– Отказались от принца? Он был не хорош собой?

– Он был пьян и говорит «я вас люблю» только в шутку.

Де Шальон засмеялась.

– Да вы гордячка, девушка!

– Да, я все еще не отказалась от «ветхозаветных» ценностей.

– Что ж, идемте в дом.

Дом, двухэтажный и превосходно отделанный, прятался в глубине парка и производил впечатление жилища некой сказочной феи. Засмотревшись на него, Женька споткнулась о конец брошенной в траве лестницы.

– Осторожней! – воскликнула Франсуаз. – Когда в парке будет порядок? Надо будет приказать выпороть садовника. Мари-Анн, подготовьте все для перевязки и велите Лизон подобрать госпоже де Бежар что-нибудь из моей домашней одежды. Мы будем в нижней зале.

Внутри дома все тоже выглядело роскошно и комфортабельно, как и должно выглядеть в подобных особняках. Немногочисленная мебель – стол, стулья и лари у стен – блистали изысканной и щедрой инкрустацией. Стены украшали фамильные портреты. Подчеркнутую строгость линий нижней залы смягчали только шелковые портьеры, обрамляющие широкие проемы дверей.

– Мне помнится, ваша семья была из протестантов, сударыня, – продолжила начатую в парке беседу хозяйка дома.

– Да, но перед отъездом в Париж я поменяла веру. Мне посоветовали перейти в католичество.

– Что ж, это понятно – протестантов здесь давно не слишком жалуют. У вас есть родные в Париже?

– Тетушка Полина де Ренар. Я была у нее, но оттуда меня выгнали.

– Жестокие у вас родственники, Жанна. Ничего, если я буду называть вас так?

– Называйте. Это же мое имя.

– Дайте-ка, я посмотрю вашу рану.

Франсуаз подошла к девушке, сняла повязку и оторвала рукав.

– Вы испортили мне платье! – возмутилась фехтовальщица.

– Я?.. По-моему, это уже кто-то сделал до меня.

Дама подвела Женьку к большому зеркалу и поднесла к ней свечи. Хозяйка особняка не обманывала. Платье словно прокрутили в мясорубке, – подол был рваный, по лифу расползлись какие-то мокрые разводы, а воротника не было вообще.

– Не в таком ли виде вы посетили вашу тетушку, сударыня? – усмехнулась Франсуаз.