Долго стоял на юте Федор Матвеевич, вглядываясь в сумрачную даль, где таяли, призывно манили к себе родные огоньки кораблей…
«Почитай тридцать годков флотского бытия из шести с половиной десятков живота, по совести достаточно», — пришло вдруг на ум…
Следующую кампанию флот не покидал своих стоянок, эскадры в море не выходили по причине крупных недоимок средств, отпускаемых на содержание кораблей. Впрочем, было сделано исключение по печальному поводу. Летом, в день своего семидесятилетия скончался адмирал Корнелий Крюйс. Тело его отправили кораблем, как он завещал, на родину, в Амстердам.
На море царил штиль, а на берегах Невы шквалы следовали один за другим и постоянно штормило.
В начале мая скончалась Екатерина. В день кончины Меншикову как-то удалось подписать у нее санкцию на арест и ссылку врагов, своих бывших союзников — генерала Девиера и графа Толстого.
На престоле воцарился двенадцатилетний Петр II, а Меншиков на второй день после кончины Екатерины становится адмиралом и вскоре генералиссимусом. Его звезда достигла зенита, он обручил свою шестнадцатилетнюю дочь Марию с императором-мальчиком. Не проходит и месяца, как князь заболел и слег в постель.
Из тени появился на сцене хитрый, изворотливый вице-канцлер Андрей Остерман. Он полностью избавил Петра II от влияния Меншикова, и в начале сентября всесильный князь с семьей, лишенный всего и вся, отправляется в далекую ссылку.
Давно ждут своего часа Долгорукие. Молодой князь Иван Долгорукий становится неразлучным и незаменимым другом Петра II. Время проходит в попойках, увеселениях, охоте, разврате.
Зимой двор покидал берега Невы, перебирался в Москву: предстояла коронация Петра II.
У Апраксина состоялся разговор с Наумом Сенявиным. Его произвели в вице-адмиралы. Летом он отвозил в Киль герцога Голынтинского с Анной Петровной.
— Ты, Наум Акимыч, прошлой зимой на Воронеж ездил, читал я твой доклад. Пора определяться с корабликами.
— Канители там много, ваше превосходительство, я токмо Тавров осмотрел. Надобно другие верфи проверить, — доложил Сенявин.
После нового года президент Адмиралтейств-коллегии Апраксин начал собираться в дорогу. Ему положено было быть в свите императора. За себя он оставлял вице-президента Сиверса. Дело вице-адмирал знал, службу правил отменно, правда, был тяжел на подъем, неуживчив…
— Доглядывай, Петр Иванович, за эскадрами, Кронштадтом. Ты-то пошустрей меня. В Ревеле обустраивай гавань, не забывай про верфи. В море, видать, сызнова кораблики не поплывут, деньги нет. Решай все сам, но доноси. Ведомости отсылай в адмиралтейскую контору.
…Давно прошла коронация, наступила весна, а малолетний император не покидал Москву. Окрестные леса привлекали охотника, да и разгуляться было где с Иваном Долгоруким, не то, что в Петербурге, где все на виду. А тут еще любвеобильная тетка Елизавета не прочь была заловить племянника в амурные сети. Вместе с императором засиделся и его двор.
Апраксин десяток лет не был в Москве. Чего греха таить, тянуло его в последние годы в родные пенаты. Прежде всего поклонился праху своих родителей в Златоустовском монастыре, начал просматривать дела Московского адмиралтейства, отправил комиссию к Воронежу.
— Просмотрите все верфи от Ступина до Черкасс. Гниют там без присмотра наши кораблики. Никому о них нет заботы. Опишите все, как есть, надобно, что возможно, разобрать, пустить в дело…
Отписал Сиверсу: вооружить и иметь в готовности два фрегата, мало ли, потребоваться могут.
С берегов Невы пришло письмо с горькой вестью от племянника Алексея, юнкера: скончался брат Петр Матвеевич. Панихиду отслужили, как обыкновенно, в церкви Иоанна Златоуста…
Горестное настроение развеяла добрая весть с далеких берегов Великого океана. Экспедиция прибыла на Камчатку, начала строить судно для поисков в неизведанных землях.
«Слава Богу, исполняется завет Петра Алексеевича», — радовался Апраксин, чувствуя небольшую толику и своего участия в этих событиях.
…В те самые дни бот «Святой Гавриил» под командой Беринга и Чирикова отправился в первое плавание, «1728 года июля 13 дня вышли с Божиею помощью в море собственноручно данному указанию между севером и востоком…».
В разгар лета поступил срочный запрос из Петербурга. В Гольштинии скончалась Анна Петровна, просили разрешения послать два фрегата — появилась новая забота.
«Пожалуй, для такого дела Бредаль лучше всех подходит», — подумал Апраксин, вызвал адъютанта и секретаря, приказал составить указание Адмиралтейств-коллегии.
— Бумагу-то пиши не откладывая, — поторопил секретаря Паренаго, а лейтенанту Лаврову приказал: — Ты не канитель, изыщи нарочного, сей же день отправь в Петербург…
В преклонные годы людям свойственно размышлять о пройденном пути. Одни испытывают при этом затаенную печаль от груза греховных деяний своих, другие чувство горечи от несбывшихся надежд, третьи ждут последнего часа с легким сердцем, довольные прожитым веком и сотворенным ими на благо людей.
Последнее время Федору Матвеевичу нет-нет да и давали о себе знать прожитые годы, часто пошаливало сердце, но он старался этого не показывать и, как положено моряку, без нытья и стенания воспринимать судьбу…
