Федор Апраксин. С чистой совестью - [160]

— А пошто ей? Было время в одной постели с ним валялась, — ухмыльнулся Апраксин.

— И нынче любовников завела. Сказывал Гаврила. О том весь Петербург толкует, не скроешь.

— На доклад по делу не пробьешься. Дорвалась. Неделями в загуле. Ночью веселится, днем дрыхнет…

Меншиков, мечтая стать полновластным властелином, убедил Екатерину создать вместо Сената Верховный тайный совет. Ему подчинили армию и флот, «чужестранные» дела.

Вместе с Апраксиным в Совет вошел и герцог Гольштинский, муж Анны Петровны, дочери Петра I и Екатерины. Герцог претендовал на землю Шлезвиг в Европе. Кроме него, к ней примерялись Англия и Дания.

Весной 1726 года канцлер Головкин предупредил Апраксина:

— Из Лондона доносят, лорды посылают эскадру к нам, прощупать силу.

— Пускай идут, потягаемся, — ответил Апраксин, но на душе стало неспокойно.

За четыре месяца казна не додала флоту полмиллиона рублей. Две недели толкался Апраксин во дворце, пока добился приема.

— Государыня, нынче кампания опасная предстоит, аглицкие и датские эскадры ожидаются по известным причинам. На корабликах вполовину паруса обветшали, а то и сгнили, порохового зелья на треть запаса в магазинах, офицерам и матросам жалование не плачено.

— Ну, так ты спроси у князя, что надо.

— Деньги надобны, государыня, а их нет в казне.

— Стало быть, подати не собрали. Ежели появятся, все тебе будет.

Адмирал не привык толочь воду в ступе, откланялся, а сам подумал: «Графов новых заводишь, вотчины раздаешь ни про што, а воям копейки не сыщешь».

Вернувшись в коллегию, вызвал Крюйса:

— Корнелий Иванович, сочти, какие на сей день у нас расходы неотложные.

— Ваше превосходительство, без того знаю, тыщи две на круг.

— Призови ко мне кригс-комиссара, пускай бумаги оформит, я свои две тыщи флоту жалую. Не помирать же с голоду матросам.

В конце мая прискакал нарочный из Ревеля, привез эстафету: «У входа на рейд лавируют под парусами двадцать два корабля под английским флагом».

Собрался Верховный тайный совет. Апраксин доложил все, как есть.

— Эскадры к баталиям не изготовлены. Пороха вполовину нет, провизии на треть, — загибал пальцы, — половине офицеров жалованье за два месяца не плачено.

По мере того как Апраксин говорил, физиономии у всех вытягивались. Но Меншиков, как всегда, нашел выход:

— Выходи, генерал-адмирал, на рейд, покажись покуда на вид, что ты живой, а там разберемся.

— Мишурой хочешь отделаться, князь? — нахмурился Апраксин.

— Так государыня порешила, — вилял хвостом князь.

— Вся надежда на Кронштадт, Кроншлот и цитадель, — твердо сказал Апраксин. — Сие я на себя возьму.

В тот же день Апраксин ушел инспектировать Кронштадт. Итоги оказались неутешительными. «Нашел крепость в великой неисправности, — доносил он императрице, — а именно: батареи пушками не удовольствованы и во многих местах не готовы».

На борту «Святой Екатерины» собрался совет флагманов.

— У семи нянек дитя без глазу, — возмутился адмирал. — Моряки сами по себе на море, солдаты на берегу. Сколь раз князь сюда ездит, а толку нет. — Адмирал взглянул на Сиверса: — Бери, Петр Иванович, тыщу солдат, две сотни пушек, оборудуй военную гавань. Тебе, Наум Акимыч, — кинул взгляд на Сенявина, — вручаю цитадель с тыщею солдат и пушками. Сего же дня принимайтесь за дело. Не ровен час, встретим адмирала Роджера. Кончишь дела в цитадели, Наум Акимыч, перебирайся ко мне на корабль.

Вскоре к англичанам присоединилась датская эскадра из семи кораблей. Морские державы прощупывали на прочность морскую мощь России. На всякий случай английский король прислал письмо, что его флот прислан «не ради какой ссоры или несоюзства», но только из желания сохранить мир, а то, мол, угроза есть от российского флота…

Прочитав письмо, Апраксин рассмеялся и доложил Екатерине:

— Слава Богу, государыня, что заморские гости помнят еще поступь благодетеля нашего, отца-императора. Пускай страшатся. Нам-то не след с ними связываться. Я нынче выведу эскадру за Котлин. Обойдемся экзерсициями. На худой конец крепостными орудиями отобьемся, там у нас почитай тыща стволов, не впервой, шведа в свое время отвадили. В Ревель я послал эстафету, також эскадру по тревоге поднять, а пушки на берегу снарядить и держать в готовности, — добавил, — а ты аглицким отпиши, не указ они нам, за себя постоим.

В разгар лета на взморье показались два английских корабля. Апраксин выждал, когда они подойдут поближе, подозвал командира:

— Пугни их холостыми, одним деком правого борта.

Спустя несколько минут борт «Святой Екатерины» сверкнул огнем, окутался голубыми клубами. Дым еще не рассеялся, а марсовый матрос озорно крикнул:

— Корабли на весте ворочают в обратный курс!

— То-то, — ухмыльнулся Апраксин, — пошли, Наум Акимыч, обедать…

С началом осенних штормов, не сделав ни одного выстрела, английские и датские корабли удалились с миром…

Адмирал покидал «Святую Екатерину» перед заходом солнца. По уставу, как только светило скроется за горизонтом, корабль спускает флаг и зажигает якорные огни.

Так случилось, что шнява с Апраксиным отвалила за борт в тот момент, когда труба заиграла вечернюю зарю. Первому адмиралу корабль салютовал пушками. Вместе с кайзер-флагом медленно опускался корабельный Андреевский флаг. Эскадра навсегда прощалась со своим главным флагманом.