Фаянсовый череп - [11]

«Во, наворотил, – подумал Юрий, выгружая на кухонный стол принесенные из магазина продукты. – Уже и в журналисты записался. Нет, если быть таким журналистом, как герой рассказов Марка Твена, который сидел в редакции специально для того, чтобы отражать атаки разгневанных читателей – стрелять в них, ломать им руки и выбрасывать их из окна, – то такая журналистика как раз для меня. Но в наше время, если я не ошибаюсь, все это происходит немного по-другому, и мне придется довольствоваться скромным местом редакционного водителя.»

Кстати, сказал он себе. Если не поторопиться, это место может оказаться занятым.

Он одним махом отхлебнул полбутылки кефира, откусил здоровенный кусок свежего батона и, жуя на ходу, вышел из квартиры, держа путь к новой жизни.

* * *

– Вы что, совсем офонарели?! – возмутился Голобородько. – Что вы себе позволяете?! Мне нужно в аэропорт!

Он пытался говорить на басах, но чуткое ухо Смыка без труда улавливало в его голосе истерические испуганные нотки. Смык понимал его очень хорошо: по правде говоря, он и сам готов был наложить в штаны от страха.

Негромко урча двигателем на холостом ходу, черная “Волга” катилась по ухабистой грунтовке, к которой с обеих сторон вплотную подступал смешанный лес. Смык заметил, что под деревьями еще навалом слежавшегося, потемневшего снега. Поверхность дороги была скользкой, раскисшей, в глубоких выбоинах.

– Останови, – приказал сидевший сзади блондин, и Смык послушно утопил педаль тормоза.

Машина немного прошла юзом по скользкой грязи и остановилась, въехав передними колесами в разлегшуюся поперек дороги лужу, на поверхности которой до сих пор плавали не успевшие растаять кусочки грязного льда.

Голобородько вдруг замолк на полуслове и распахнул дверцу, намереваясь выскочить и рвануть куда глаза глядят. Смык вынужден был отдать должное приезжему: девять из десяти человек на его месте остались бы сидеть в машине, парализованные ужасом, дожидаясь своей участи, как бараны на бойне, в надежде, что все как-нибудь обойдется. Кубанский казак, несмотря на высшее образование, шляпу и козлиную бородку, оказался парнем сообразительным и шустрым. Но на то, чтобы выбраться из машины, даже из такой просторной, как отечественная “Волга”, всегда требуется время, а как раз времени-то у него и не было.

Сидевший на заднем сиденье блондин резко подался вперед, сделав такое движение обеими руками, словно вдруг вознамерился попрыгать через скакалку, не выходя из машины. В воздухе что-то блеснуло. Голобородько ни с того ни с сего выпустил дверную ручку и вцепился обеими руками в горло, страшно хрипя и колотя ногами по полу. Он царапал ногтями шею, пытаясь просунуть пальцы под захлестнувшую горло удавку, но было поздно: стальная струна глубоко врезалась в кожу, с каждым мгновением затягиваясь все туже. Смык завороженно наблюдал, как из-под тонкой проволоки показалась первая капля темной венозной крови.

– Не сиди как пень! – процедил сквозь зубы блондин. – Билет, документы, деньги.., живо!

Смык стряхнул с себя оцепенение и потянулся к Голобородько, намереваясь залезть во внутренний карман его роскошного пальто. Он чувствовал себя так, словно его по уши накачали новокаином: руки не слушались, а глаза смотрели куда угодно, только не на стремительно наливающееся нехорошей синевой лицо архитектора. Наконец трясущиеся пальцы Смыка дотронулись до мягкой ткани пальто, и в этот момент Голобородько оставил свои попытки хоть немного оттянуть удавку и судорожно замахал руками, ударяя ими по всему, до чего мог дотянуться. Один из таких ударов пришелся Смыку по физиономии, и он в испуге отпрянул, прижав ладонь к ушибленной брови. На следующем взмахе растопыренная ладонь архитектора прошлась по губам Смыка, причем указательный палец зацепился за нижнюю губу, заставив ее издать отчетливый характерный шлепок.

Из-за этого шлепка испуг Смыка разом прошел, сменившись вспышкой неконтролируемой ярости. Оскалившись, как дворовый пес, прыщавый водитель изо всех сил ударил Голобородько кулаком в запрокинутое побагровевшее лицо. Он успел врезать ему еще раз, прежде чем блондин прошипел сквозь зубы:

– Что ты делаешь, урод? Делом займись! Голобородько тем временем обмяк, прекратив сопротивление. Его руки в последний раз взметнулись кверху, словно он приветствовал восторженную аудиторию, и бессильно упали вниз. Смык взглянул на его лицо и поспешно отвернулся: это было зрелище не для слабонервных. Открытые глаза архитектора закатились, сделавшись похожими на два слепых бельма, испачканный кровью рот был мучительно оскален, язык вывалился. Из-под удавки медленным густым потоком струилась кровь, пропитывая белый шарф, и Смык подумал, что блондин не столько задушил Голобородько, сколько перерезал бедняге глотку. Преодолев отвращение и страх, Смык запустил руку под лацкан кашемирового пальто и вынул из внутреннего кармана паспорт, бумажник и разноцветную книжечку авиабилета. Все эти вещи были теплыми от соприкосновения с еще не успевшим остыть телом Голобородько, и Смыка передернуло. До него только сейчас окончательно дошло, что он стал соучастником самой настоящей заказной мокрухи, произведенной без особенных затей, грубо, грязно и очень эффективно.