Фавориты Фортуны - [41]

Марий-младший поспешно вышел к гостям, чтобы приветствовать их и проводить в столовую, где было гораздо теплее. Он выглядел, как заметил Цезарь, счастливым, и это красило его. Такой же высокий, как Цезарь, Марий был более крупного телосложения, светловолосый, сероглазый, внушительный, физически значительно более привлекательный, чем его отец. Но в нем отсутствовало что-то крайне важное, нечто такое, что сделало Гая Мария одним из римских бессмертных. Сменится немало поколений, подумал Цезарь, прежде чем школьники перестанут затверживать подвиги Гая Мария. Не такой будет участь его сына, Мария-младшего.

Цезарь очень не любил посещать этот дом. Слишком много произошло с ним здесь. Пока другие мальчики его возраста беззаботно играли на Марсовом поле, от него требовали, чтобы он ежедневно служил нянькой-компаньоном для стареющего и мстительного Гая Мария. И хотя он, как полагалось фламину Юпитера, после смерти Гая Мария тщательно омел священной метлой помещение, мстительное присутствие страшного старика все еще чувствовалось. А может быть, так казалось только Цезарю. Когда-то он восхищался Гаем Марием и любил его. Но потом Гай Марий сделал его жрецом и одним этим ударом перечеркнул всю грядущую карьеру Цезаря. Никогда юноша Цезарь не сможет соперничать с Гаем Марием в глазах потомков. Ни железа, ни оружия, ни картин смерти — никакой военной карьеры для фламина Юпитера! Членство в Сенате без права баллотироваться в магистраты — никакой политической карьеры для фламина Юпитера! Судьба Цезаря определена: ему будут оказывать почести, причитающиеся ему по сану, но никогда не позволят по-настоящему заслужить уважение людей. Фламин Юпитера — существо, принадлежащее государству. Он должен жить в Общественном доме, ему платит государство, его кормит государство, он — узник mos maiorum, установившихся обычаев и традиций.

Но чувство отвращения, конечно, сразу же исчезло, как только Цезарь увидел свою тетю Юлию. Сестру его отца, вдову Гая Мария. И — человека, которого Цезарь любил больше всех на свете. Да, он любил Юлию больше своей матери Аврелии, если любовь можно определить просто как взрыв эмоций. Мать неразрывно связана с интеллектуальной стороной его жизни, потому что Аврелия — соперник, сторонник, критик, компаньон, равная. А тетя Юлия обнимала его и целовала в губы, глядя на него сияющими серыми глазами, в которых не было и тени осуждения. Жизнь для Цезаря представлялась немыслимой без одной из этих женщин.

Юлия и Аврелия уселись рядышком на одном ложе, чувствуя себя неловко, потому что они были женщинами, а женщинам не полагалось возлежать на ложах. Они должны были сидеть на высоких стульях, чтобы ноги не доставали до пола, а спины ничем не поддерживались.

— Не можешь ли ты дать женщинам стулья? — спросил Цезарь Мария-младшего, подкладывая валики под спины матери и тети.

— Спасибо, племянник, но теперь, когда ты помог нам, стало удобно, — сказала Юлия, как всегда старавшаяся всех примирить. — Не думаю, что в доме хватит стульев для всех, ведь это совещание женщин.

Истинная правда, с сожалением подумал Цезарь. Мужская часть семьи была представлена лишь двумя: Марием-младшим и Цезарем. И оба — лишь сыновья умерших отцов.

Женщин больше. Если бы Рим мог видеть Юлию и Аврелию, сидящих рядом, он был бы очарован их красотой. Обе — высокого роста, стройные. Юлия унаследовала врожденную грацию Цезарей, а у Аврелии движения были резкими, ничего лишнего, все по-деловому. У Юлии — слегка вьющиеся светлые волосы, большие серые глаза. Она могла бы служить моделью для статуи Клелии, что стоит в верхней части Римского Форума. У Аврелии — блестящие каштановые волосы. В дни ее молодости внешность Аврелии заставляла людей сравнивать ее с Еленой Троянской: темные брови и ресницы, глубоко посаженные глаза. Многие мужчины, претендовавшие на ее руку, находили, что глаза у нее фиолетовые, а профиль — греческой богини.

Юлии теперь было сорок пять лет. Аврелии — сорок. Обе стали вдовами при печальных, но очень разных обстоятельствах.

Гай Марий скончался от третьего, самого сильного удара. Однако он умер только после осуществленной оргии убийств, которой никто не в силах забыть. Все враги Мария умерли, равно как погибли и некоторые его друзья. Ростра была усеяна головами, словно булавками в подушке. С этим горем Юлия и жила.

Муж Аврелии, после смерти Мария лояльный к Цинне, — как полагалось человеку, чей сын женат на младшей дочери Цинны, — уехал в Этрурию вербовать солдат. Однажды летним утром в Пизах он наклонился, чтобы завязать ремень на сандалии, и умер от кровоизлияния в мозг — так было написано в свидетельстве о смерти. Он был сожжен на погребальном костре в отсутствие всех родных. Прах его доставили жене, которая, принимая от посланца Цинны урну, еще не знала, что муж ее умер. Что чувствовала в тот момент Аврелия, о чем думала, осталось тайной. Даже для ее сына, который стал главой семьи за месяц до своего пятнадцатого дня рождения. Никто не видел слезинки в ее глазах, и взгляд ее не изменился. Ибо она оставалась все той же Аврелией, замкнутой и закрытой, явно более расположенной к обязанностям хозяйки инсулы, чем к любому человеческому существу. Кроме, конечно, сына.