Фавориты Фортуны - [28]

— Ты хочешь сказать, что слабовольное чудо аристократии фактически заключило перемирие с Суллой? — спросил Норбан, взвизгнув при произнесении ненавистного имени.

— Именно. И он разрешает своим людям брататься с противником, — твердо сказал Серторий.

— Ну почему мне достался в напарники такой кретин, как Азиаген? — взмолился Норбан, но потом пожал плечами. — Что ж, вот к чему привели наш Рим, Квинт Серторий. Я пошлю ему разносное письмо, но он его проигнорирует. А тебе я советую не возвращаться к нему. Мне ненавистна сама мысль, что ты попадешь в плен к Сулле: он найдет способ убить тебя. Подыщи себе какое-нибудь дело, которое будет не по душе Сулле.

— Замечательная мысль, — вздохнул Серторий. — Я буду мутить воду в городах Кампании. Горожане все высказались за Суллу, но найдется немало мужчин, которые не одобряют этого. — Он презрительно хмыкнул. — Женщины, Гай Норбан! Женщины! Лишь заслышав имя Суллы, они прыгают от восторга. Это женщины, а не мужчины решили, какую сторону примут города Кампании.

— Значит, им следует взглянуть на него, — с гримасой фыркнул Норбан. — Думаю, в его внешности не осталось ничего человеческого.

— Хуже, чем я?

— Значительно хуже, как говорят.

Серторий нахмурился:

— Я что-то слышал об этом, но Сципион не взял меня на переговоры, поэтому я Суллу не видел, а Сципион ничего не говорил о его внешности. — Серторий неприятно засмеялся. — О, ручаюсь, это сильно огорчает нашего Суллу, милашку! Он был такой самовлюбленный! Как женщина!

Норбан усмехнулся.

— Женский пол ты не слишком-то уважаешь, да?

— Все они хороши лишь для одного занятия, но не в качестве жены! Моя мать — единственная женщина, которой я вообще согласен уделять внимание. Она — воплощение того, какой должна быть женщина. Она не сует нос в мужские дела, не пытается управлять своим курятником и не пользуется тем, что у нее между ног, как оружием.

Он поднял шлем, нахлобучил его на голову.

— Я пойду, Гай. Счастливо тебе убедить Сципиона в его неправоте. — И выругался: — Verpa!

* * *

Подумав, Серторий решил поехать из Капуи к побережью, где для начала агитации против Суллы как раз мог сгодиться приятный городок Синуесса, расположенный на границе с Кампанией. Дороги в Кампании были достаточно безопасны. Сулла не пытался блокировать их — если не считать осады Неаполя. Несомненно, вскоре он обложит и Капую, чтобы не выпустить оттуда Норбана. Однако когда Серторий был в Капуе, он не видел никаких признаков готовящейся осады. Даже если это так, Серторий чувствовал, что лучше избегать больших дорог. Ему нравилось ощущать себя странствующим путником. Это расширяло пространство реальной жизни и немного напоминало ему дни, когда он выдавал себя за воина-кельтибера из чужого племени, чтобы шпионить среди германцев. Ах, вот это была жизнь! Никаких тебе слабовольных господинчиков из числа римской аристократии, которых требуется ублажать! Ты постоянно в движении. И женщины знают свое место. У него даже имелись германская жена и сын от нее, и ни разу он не почувствовал, что она или мальчик ему мешают. Они жили сейчас в Ближней Испании, в горной крепости Оска, а мальчик теперь — как быстро летит время! — стал совсем взрослым мужчиной. Не то чтобы Квинт Серторий скучал по ним или хотел увидеть своего единственного ребенка. Нет, он тосковал по той жизни, по свободе, единственному совершенству, единственному, чем мужчина оправдывает себя как воина. Да, это были дни…

Он привык путешествовать один, даже без раба. Как и его кузен, дорогой старина Гай Марий, он верил, что солдат должен уметь сам о себе позаботиться. Конечно, его тяжелый вещевой мешок остался в лагере Сципиона Азиагена, но он не вернется за ним… или все же стоит вернуться? Если подумать, там лежит несколько вещей, которых будет ему недоставать. Меч, к которому он привык, кольчуга, которую приобрел в Дальней Галлии, легкая и сделанная столь искусно — ни одному италийскому мастеру такая работа не под силу. Его зимние сапоги из Лигурии. Да, он вернется. До падения Сципиона есть еще несколько дней.

Итак, он повернул коня и направился на северо-восток, намереваясь обойти лагерь Суллы с дальней стороны. И на некотором расстоянии от лагеря увидел небольшую группу людей, бредущих по изрезанной колеей дороге. Четверо мужчин и три женщины. Ох эти женщины! Он почти уже повернул назад, но вдруг решил поехать быстрее и нагнать их. В конце концов, они направлялись к морю, а его путь вел к горам.

Подъехав ближе, он нахмурился. Определенно идущий впереди мужчина был ему знаком. Настоящий гигант, соломенные волосы, массивные мускулы, как у германцев… Бургунд! О боги, это был он, Бургунд! А позади него — Луций Декумий и его два сына!

Бургунд узнал Сертория. Мужчины пришпорили коней и помчались навстречу ему. Маленький Луций Декумий подгонял свое животное, чтобы не отстать. Вероятно, Луций Декумий-младший не хотел упустить ни слова в предстоявшем разговоре.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Серторий, после того как закончились рукопожатия и хлопанье по спинам.

— Мы заблудились, вот что, — сказал Луций Декумий, зло глядя на Бургунда. — Эта куча германского дерьма поклялся, что знает дорогу! Но так ли это? Ничего он не знает!