Фаворитка мятежного герцога - [2]

Генрих прищурился и скрипнул зубами.

– Вам следует больше думать о своей семье, герцог.

– Ваше Величество предлагает и мне жениться?

Виктор знал прекрасно, что этого Генрих не только не предложит, но и не позволит никогда.

– Я предлагаю вам позаботиться о благополучии вашей матери, прежде чем раздавать сомнительные комплименты.

– Я польщён тем, что ваше величество так беспокоится о герцогине. Уверяю вас, с её здоровьем всё прекрасно – и будет так же в ближайшие двадцать лет. Ибо стены наших фортов высоки и сложены лучшими мастерами, чего и вам, ваше величество, желаю. И своё пожелание подкрепляю делом, – Виктор снова поклонился и протянул королю свиток, который Генрих принял с такой осторожностью, будто ему предлагали погладить змею.

– Что это? – Генрих пробежался взглядом по бумаге, не слишком скрывая, что и не думает её читать.

– Это письмо об окончании строительства форта Ле-Кур на острове Душ. Того, о котором мечтал ещё ваш отец. Как и мой.

Генрих скрипнул зубами ещё раз. Сам он не разделял надежд отца относительно экспансии на материк. Ему вполне хватало того, что дарила королевству земля Кариона. Однако, именно это зачастую служило поводом для части аристократии упрекать его в инертности и отсутствии сильной воли – так же, впрочем, как другая её половина упрекала герцога Карнуольского в излишней склонности к риску.

– Благодарю, – сухо сказал он и передал свиток стоявшему рядом слуге.

Виктор ещё раз поклонился с усмешкой и направился к выходу.

Он успел сделать не более двух шагов, когда взгляд его упал на Анну, стоявшую в стороне от других гостей.

Торжественная часть уже подходила к концу, и многие разбились на кучки, обсуждавшие каждая свои дела, и только Анна стояла в одиночестве, всё так же глядя на короля из-под полуспущенных век.

Теперь, когда разговор Генриха с его непризнанным братом был завершён, Анна невольно перевела взгляд на гостя, которого ей не доводилось ещё видеть при дворе.

Анна была при короле уже восемь лет, с тех пор, когда самой ему исполнилось четырнадцать. Она присутствовала на всех торжествах и личных встречах – Генрих будто бы опасался оставить её в одиночестве хотя бы на минуту. Но Виктор не бывал на балах, устроенных его величеством. Он устраивал свои, в пику монарху, но на них не бывали ни король, ни Анна.

Анна слышала о том, кто называл себя братом короля. О Викторе говорили, что он груб и нелюдим, жесток и алчен.

Анна невольно улыбнулась, когда поймала взгляд Корнуольского. Нет, этот человек не мог быть так коварен, как о нём говорили. Не более, чем сама Анна.

***

Уже поздно вечером, сидя в своих апартаментах – пустых и тёмных от подступавшего со всех сторон одиночества, Анна вспоминала этот вечер и все другие вечера, на которых она должна была видеть, но никогда не видела Виктора из Корнуола.

Анна перебирала в голове сплетни и слухи, размышляя, что же из слышанного ей при дворе правда, а что нет.

Генрих был прав, Анна не думала о нём – но не потому, что не чувствовала ничего к своему благодетелю. Анна давным-давно, ещё в тот год, когда Генрих забрал её из семьи, запретила себе думать о ком бы то ни было с любовью.

Правило было просто и действовало идеально. Оно не позволяло замёрзнуть холодными зимними ночами, когда за окном выстукивал свою тихую песню дождь, а единственного, кто смел, входить в её комнаты, согревали чужие объятия.

Сначала была Элеонора. Анне даже не пришлось ничего делать – девочка сама сломала себе шею, катаясь на лошади. Она была бесплодна, и Генрих не слишком горевал о её смерти, уже через несколько месяцев утешив себя браком с другой.

Вторую жену короля звали Кэтрин, и с ней дело обстояло сложнее. Какое-то время Анна всерьёз думала о том, что этот брак сложится. Она не знала тогда, радовала ли её эта перспектива или печалила – ведь рождение наследника означало как свободу, так и нищету.

Ответ на этот вопрос Анна нашла неожиданно, когда, застав супругу с любовником, Генрих приказал отрубить ей голову.

В ту ночь он пришёл к Анне с руками, испачканными в крови, и глазами, горящими, как глаза болотного льва. Он был зол и нежен одновременно, и Анна поняла, что хочет сказать король: с ней будет так же. Если она разочарует.

С тех пор Анна поняла, что мало быть той, кто понравился королю. Ей придётся оставаться той, кто пленил сердце Генриха, что бы она ни выбрала – золотую клетку или свободу без титула и денег. Потому что иначе она просто умрёт.

Сделав это открытие, Анна сделала и ещё одно – она не боялась смерти. Ей было всё равно. Куда больше она боялась проиграть Генриху, подчиниться ему и быть убитой по его воле, – и она играла, как умела, все последующие два года.

До тех пор, пока Генрих вновь не поставил вопрос о браке. Поставил неловко, будто был не королём, а лакеем, и Анна ответила ему, что тот может делать всё, что пожелает.

Генрих не преминул воспользоваться этим дозволением и приволок во дворец новую жену. Но Анна знала, что её ответ лишь распалил короля. Генрих не терпел вокруг себя тех, кто не принадлежал ему телом и душой, и до тех пор, пока хотя бы кусочек Анны принадлежал ей самой, у неё был шанс выиграть в этой игре.