Фатальные стратегии - [60]

Я сэкономил на психоанализе (бессознательное здесь ни при чем).

Сила событий, которые происходят с вами без вашего желания, без вашего участия. Но не случайно. Ведь происходят они с вами, и это совпадение касается вас, оно вам предназначено. Даже если вы и не хотите этого, именно потому что вы не хотите, оно все же соблазняет вас. В этом все различие между судьбой и случайностью. Ведь чистый случай, даже если допустить, что он существует, нам вовсе безразличен, в чистой случайности нет ничего, что могло бы нас соблазнить, она объективна, да и только. Впрочем, именно эту стратегию случайности мы принимаем, чтобы нейтрализовать событие или же смягчить впечатление от него: «По воле случая» (а не по моей). Смерть в результате несчастного случая друга или близкого человека не может не вызвать какого-то фантазма вины. Или же невыносимой мысли, что другой покинул вас по прихоти смерти. Все предпочтительнее, чем эта ментальная жестокость мира, которым правит всемогущество мысли. И здесь на помощь приходит случай: достаточно лишь подумать (хоть это и тяжело), что все происходит без причины или с максимумом объективных (технических, материальных, статистических) причин, которые снимают с нас любую ответственность – на самом деле освобождают нас от того, что может крыться для нас самих в этих событиях – от глубоко соблазнительной мысли, что нам хотелось бы быть причиной этого события. Ведь нам хочется быть причиной чьей-то смерти (так же, как и чьей-то жизни или счастливого события). И в этом нет ничего возмутительного. Это вовсе не значит, что мы желаем чьей-то смерти. Но лучше, чтобы это произошло по нашему желанию, чем случайным образом. С моральной точки зрения недопустимо хотеть чьей-то смерти, но с символической точки зрения, которая является более фундаментальной, недопустимо, чтобы смерть эта была следствием чистой случайности. Поэтому с моральной точки зрения мы можем хотеть оградиться всеми возможными алиби (в том числе и случаем) от фатальной связанности событий, но с символической точки зрения у нас вызывает глубокое отвращение нейтральный мир, где правит случай, а следовательно, безопасный и лишенный смысла, так же как и мир, где всем правят объективные причины: хотя и в том, и в другом легче жить, но ни один из них ничего не стоит против захватывающего воображение мира, которым правит божественная или дьявольская связанность необходимых совпадений, то есть мира, где мы соблазняем события, вызываем их и вынуждаем произойти всемогуществом мысли, – жестокий мир, где ничто не является невиновным, особенно мы, мир, в котором растворяется наша субъективность (но мы принимаем это с радостью), потому что она растворяется в автоматизме событий, в их объективном развертывании. Она становится, в определенном смысле, миром. Не забываем: если мы претендуем на ту минимальную мудрость, которая присущая этому миру, то надо хотеть его, тем или иным образом любить его, тем или иным образом нужно его добиваться, а для этого надо, чтобы из-под власти вашей мысли и вашей воли не ускользала ни смерть вашего друга, ни какой-либо иной инцидент или катастрофа.

Мы хотели бы, чтобы был случай, чтобы был нонсенс, а следовательно, и невиновность, чтобы боги и дальше играли в кости со вселенной, но мы отдаем предпочтение тому, чтобы везде была суверенность, беспощадность, фатальная связанность, чтобы события были радикальным следствием мысли. Это мы любим и отдаем ему предпочтение. Также мы хотели бы, чтобы все следствия зависели от их причин, но мы предпочитаем, чтобы случайное и свободное совпадение пронизывало мир. Думаю, прежде всего мы отдаем предпочтение фатальной связанности. Детерминизм никогда не упразднит случай. Но никакая случайность никогда не отменит судьбу.

То, что происходит, настолько преобладает над тем, что мы думаем, настолько опережает наши помыслы, что мы никогда не сможем его настичь и по-настоящему постичь его.

Райнер Мария Рильке[127]

Вот определение судьбы: прецессия[128] следствия самим его причинам. Таким образом, все происходит, прежде чем это случилось. Причины следуют после. Порой даже вещи исчезают, прежде чем произойти, прежде чем появиться. И что в таком случае мы о них знаем?

В том, что вещи опережают развертывание своих причин, в их временной прецессии и заключается их секрет. И в этом секрет их соблазна, а также то, что всегда мешает произойти реальному, поскольку реальность – это лишь совпадение во времени события и развертывания его причин.

Когда вещи опережают свои причины, у них есть время, чтобы появиться, произойти в виде кажимостей, прежде чем стать реальными. И тогда они сохраняют свою силу соблазна.

Вероятно, что и сама скорость – это лишь следующее: искушение для людей и вещей с помощью или вопреки всякой технологии опережать свои причины и, таким образом, настигать свое возникновение, чтобы его аннулировать. В этом и заключается головокружительный способ исчезновения (Поль Вирильо). Другой пример – письмо: опережать понятийную [conceptuel] последовательность – в этом и есть секрет письма.

Применительно к катастрофической случайности – катастрофа всегда опережает привычное время наступления; она всегда является взаимостолкновением, внезапной моментализацией времени, сейсмическим толчком, который смыкает отдаленные берега времени, смысл ее всегда приходит с опозданием. Это как кафкианский Мессия: он придет только тогда, когда уже больше не будет нужен, не в день Страшного суда, а на следующий.