Фарватер Чижика - [42]

— Подумаешь, торгаши болтают!

— Торговец для них — человек уважаемый. И не только торговец. Возьмем международный симпозиум каких-нибудь физиков или историков. Советская наука поражает мир своими достижениями, а горничные в гостиницах рассказывают, что эти русские варят какую-то ерунду в вазах для цветов, что стоят в номерах. Кипятильником! От бедности варят, на ресторан у них денег нет. И кому рассказывают — таким же людям труда! А горничной верят больше, чем нашему радио. Скажу по секрету, его там и не слушают почти, наше радио.

— Это почему?

— Скучно им. И непривычно на коротких волнах ловить зарубеж. Мы-то для них как раз зарубеж и есть. Они когда слушают радио?

— Когда?

— Когда в машине едут. А в машине радиоприемники простенькие, только местные станции ловят. Но я не том.

— А о чём?

— И вот приезжаем в отель мы. Советский шахматист Чижик, и моя команда. Живем в хороших номерах, никаких кипятильников, в вазах — цветы. И ходим в рестораны, а в магазинах если покупаем, то лучшее. Книги! Альбомы! Ну, и товары народного потребления, не без того. Но отменные товары. Люди видят: э, русские разборчивы, русским нужен высший сорт, русских на мякине не проведёшь. Должно быть, богато живут на своей родине, должно быть, социализм — это счастье для людей труда! Вот зачем мне нужны деньги, Андрей Николаевич. Ну, и сама по себе хорошая жизнь тоже нравится, глупо отрицать.

— Этак ты себе и особняк во Франции купишь, чтобы показать, как хорошо живут советские люди. Или сразу уж замок.

— Я подумаю над вашей идеей, Андрей Николаевич. Подумаю.

— Ладно, теперь к делу. Как понимаешь, я пришел не расходы твои проверять. Ты вот что скажи, у Ольги ребенок от тебя?

— Да.

— И ты вот так не боишься в этом признаться?

— Не понял. Чего мне бояться?

— Так таки и нечего?

— Андрей Николаевич, я на летних каникулах два раза был на волосок от смерти. Ну, не на волосок, на пару сантиметров. Я не хотел, так получилось. Тогда боялся, да. И то задним числом. Не самой смерти, а её непредсказуемости. Сейчас ты отплясываешь на палубе теплохода «Шизгару», а через пару минут тебе в голову ни с того ни с сего стреляют. Вот сюда, — я снял берет и показал шрам. Волосы на голове потихоньку растут, но рядом со шрамом они седые. Видно, трофика нарушена. — У вас тоже пистолет с собой? Какой? Мне бы хотелось, чтобы в меня стреляли из «Маузера». Он тяжелый, большой, вдруг и смогу увернуться. А нет, так всё же «Маузер» — пистолет знаменитый, Маяковским воспетый.

— Не мели ерунды, — ответил Стельбов, но было видно, что он задет и смущён. — Причём здесь пистолет? Просто дети — это дети. Ответственность. А безответственность — недопустима!

Ответственность. Екатерина Еремеевна Бочарова тоже на ответственность налегала.

И я ответил почти теми же словами:

— А разве я собираюсь уходить от ответственности, уважаемый Андрей Николаевич? Да и как можно уйти от ответственности? Я уже принял её!

— В самом деле?

— Разве я давал когда-то повод усомниться?

— И в чём она, ответственность, будет выражаться?

— В заботе о настоящем, в заботе о будущем.

Стельбов помолчал, обдумывая.

— Я слышал, что вы там, в Ливии, свадьбу играли. Не верю, конечно. Но учти — у нас эти мусульманские штучки с многожёнством не признаются.

— Тогда вам и подавно не о чем тревожиться.

— То есть?

— Раз не признаются, значит их нет. А если нет, то о чем тревожиться? И оставьте, пожалуйста, бутылку. Не нужно вам пить. Совершенно не нужно. Радоваться можно и трезвым.

— Радоваться? Чему?

— Дедушкой станете — поймёте.

— Можно подумать, ты знаешь, что такое — стать дедушкой, — проворчал Стельбов, но вижу — задумался.

И это хорошо.

Глава 14

2 ноября 1976 года, вторник

Посчитаем, состоятельные чижи!

Я встал из-за стола и десять раз вдохнул полной грудью. Форточка приоткрыта, воздух чистый, прохладный, почему бы и не подышать? Вдох, десятисекундная пауза, выдох, пятисекундная пауза. Углекислота крови расширяет сосуды и, парадоксальным образом, обогащает органы кислородом. Мозги в первую очередь.

Десять наклонов, доставая ладошками до пола. Десять приседаний. Десять отжиманий. Всё, хватит. Пора к столу.

Я надел свой «деловой» халат и вернулся к бумагам.

Поговорка гласит, что цыплят по осени считают. Вот я и посчитал. По состоянию на первое ноября. Логики не ищу, причем здесь логика. Просто эта дата ничуть не хуже другой.

Внимание Стельбова к моим копилкам тоже побудило проверить карманы, да.

Итак, доходы и ресурсы. На срочных вкладах в сберкассе у меня сто девяносто две тысячи рублей. Это обеспечивает ежемесячный чистый доход четыреста восемьдесят рублей. Хорошо? Отлично!

Стипендии от спортобщества Динамо и Спорткомитета — триста сорок рублей ежемесячно. Хорошо? Опять отлично!

Студенческая стипендия пятьдесят шесть рублей в месяц. Её со следующего семестра не будет. Есть варианты получать студенческую стипендию и дальше, во время обучения по индивидуальной программе, но я отказался из соображений эстетики. Некрасиво будет. Могу я обойтись без студенческой стипендии? Могу. И обойдусь.

Заработок в «Поиске», зарплата вместе с премиальными за последние двенадцать месяцев — пять тысяч шестьсот чистыми. Я же не главный редактор, не исполнительный директор, мне и этого довольно.