Фарватер Чижика - [23]

Гуляю не просто, а со значением. Выполняю план восстановления оптимального состояния спортсмена-шахматиста высокой квалификации в условиях туристического круиза. Так звучит совместная работа Лисы и Пантеры. Руководитель, понятно, профессор Петрова Лидия Валерьевна. Куёт, куёт научные кадры наш медицинский институт! И это не абстракция, не условное койко-место. Не верите — вот вам конкретный гроссмейстер Чижик Михаил Владленович, на практике доказывающий действенность метода. Да, такова наша советская наука, всё для блага человека, всё во имя человека.

И этому человеку, то есть мне, строго-настрого предписывалось не перенапрягаться. Не стремиться стать статуей десятиборца. Избыток мускулатуры мешает кровоснабжению головного мозга в момент напряжения: реагируя на опасность, организм все ресурсы бросает на мускулатуру, так уж повелось за миллионы лет эволюции. А что опасность ментальная, что нужно не сражаться или бежать, а думать, организму пока неведомо. С другой стороны, совсем без мускулатуры нельзя: объём крови прямо коррелирует с мышечной массой. Серебряный значок ГТО — то, что нужно гиганту шахматной мысли. Не больше, не меньше. А серебряный значок у меня уже есть и, следовательно, я должен исподволь поддерживать свою физическую форму, а вперёд двигаться тихонько-тихонько. Особенно на этапе восстановления.

И потому я прогуливаюсь, дышу богатым кислородом воздухом, и чувствую, как нервные клетки наполняются аденозинтрифосфорной кислотой, а клетки печени — глюкагоном, готовя организм к новым подвигам и свершениям. Но свершения будут не сейчас, не сегодня. И не завтра.

У правого борта дюжина туристов слушала знатока из своих же:

— Здесь, под водой, сотни и сотни деревень — поля, луга, дома, церкви, кладбища…

— В России деревень много, какие хотят, те и топят. Зато электроэнергия, рыбные хозяйства, транспорт… — и пошёл разговор крупных специалистов в области всего.

То-то мне ночью виделись русалки. Вовсе не красавицы, напротив. Жуть, какая Гойе не приснится. Звали к себе, на дно, в затопленные могилы. Но только звали, за руки, за ноги не хватали. И на том спасибо.

На следующем витке, проходя мимо, слышал о центнерах пшеницы и тоннах молока, вернее, о миллионах недополученных центнерах и тоннах. Что их так чужие убытки волнуют?

Разобрала досада, и я решил с прогулкой закругляться. Сошёл с дистанции.

Каково будет слушать их, смотрящих на всё хозяйским глазом, весь круиз? Так и хочется сказать: не ваша земля, не ваша!

А — нельзя. Гостеприимство, оно такое: терпи, да на ус мотай!

Я раскрыл дневник тренировок. Утром — двадцать раз отжался от пола, пятнадцать раз сел из положения лежа (это на мышцы живота), совершил двадцать приседаний, а теперь — прогулка по палубе сорок пять минут. Планировал час, ну, да вечером доберу. Кроме этого, впереди была экскурсия по Угличу. Ужо нахожусь.

Посмотрел шагомер — четыре тысячи шестьсот шагов с утра.

Принял душ. При каюте и душ, и рукомойник, и ватерклозет. Опасался сырости, но нет, включается вентиляция, и тёплый воздух высушивает душевую за пять минут. И в самой каюте климатконтроль. Хочешь, тёплый воздух, хочешь — холодный. Эркондишен, очень удобно. Может, дома такой завести? У меня теперь два дома. А ведь придется московскую квартиру обустраивать. Хлопоты. Вот если бы девочки и в самом деле взяли их на себя… Очень может быть, что и возьмут, но потом. Позже. Не скоро.

И — зовут на обед. По принудительной связи. Здесь, на теплоходе, время определяет желудок.

Иду, конечно.

Утром за столом нас было двое, я и господин из Оснабрюка. Да и в зале немало мест пустовало. После вчерашнего бара многие отлёживались: по случаю начала тура всем, оказывается, наливали пиво бесплатно и бессчётно.

Но к обеду бюргеры и бауэры поправились и пришли наверстывать упущенное за завтраком.

— Вас вчера мы в баре не видели — то ли с упреком, то ли с завистью сказал Шмидт.

— Я с алкоголем осторожен, — ответил я.

— В бар ходят отдыхать, разговаривать, завязывать знакомства, алкоголь же — дело пятое, — сказал Шмидт, и поморщился. Болит, болит головушка.

— К тому же пиво было бесплатное, — добавила госпожа Шмидт.

— Это только вчера, — сказала госпожа Бауэр. — А дальше придется платить, и, нужно сказать, цены в баре кусаются, как щуки. Большие баварские щуки.

— Не такие уж наши щуки кусачие, — возразил господин Шмидт. — И потом, есть ведь старый баварский метод, — он достал из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку граммов на семьдесят, не больше. Две унции.

— Именно, именно, — согласилась госпожа Бауэр и, видя мое недоумение, объяснила:

— Когда мало денег, мы идем в бар и берем бутылку пива на весь вечер. И всё. Сидим, пьём, веселимся. А чтобы веселье было горячим, приносим с собою шнапс вот в таких фляжках. Оно, конечно, не положено, ходить в пивную со своим шнапсом, а что делать? И вот мы пьём, пьём, пьём весь вечер одну разнесчастную бутылку пива, и нам хорошо, — открыла она Большой Немецкий Секрет.

— Дёшево и сердито, — заметил я.

— Дёшево и весело, — поправила меня госпожа Бауэр. — И, кстати… Господин Чижик, какую бы водку вы порекомендовали для покупки в ваших магазинах? Здесь, в корабельном буфете она стоит уж больно дорого, и господин Шмидт прав, баварские щуки — милые рыбки по сравнению с буфетными ценами.