Фарватер - [68]
Елена. Таня, все, хватит! Ты чересчур разгорячилась. Хватит! Ты ведь хорошо знаешь, чем это может кончиться! Иди к себе… ложись спать, поздно…
Таня. Простите, Алексей Петрович, я в другой раз объясню вам, зачем смастерила именно двенадцать каруселей. (Уходит.)
Елена. Теперь ты видишь, Алексей, какая у нас с Петром дочь… (С вызовом.) Ты ведь в ее присутствии чувствуешь себя отомщенным?
Телефонный звонок.
Хозяин(приглушенным голосом). Слушаю. (Громко.) Да ты что?! Спасибо за новость! (Кладет трубку.) Лешка, ликуй, а не засыпай! «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну…»
Гость. Что тебе еще надо?
Хозяин. Помощник мой звонил, Жигульскому лучше. Может, обойдется!.. Тяжко бы тебе пришлось, если б он умер. Знаешь, какое заявление старикан сделал помощнику и врачу? Что ты хотел его убить! Ладно, теперь это неважно! Подкинем квартиру – и затихнет! (От избытка чувств барабанит по столу.) «Не предавайся сну! Ты – вечности заложник у времени в плену!»
Гость(тусклым голосом). Говоришь, Жигульский выживет?
Хозяин(смеясь). Взгляните-ка на этого христианина! Он, кажется, недоволен излечением ближнего своего! Да и хрен с ним, с ближним, но ты из-за него не пострадаешь – вот главное!
Елена. Рада за тебя, Алексей!
Хозяин. И все? Так сухо? После того как мой друг избежал такой опасности?!
Елена. Он перестал быть твоим другом, когда я вышла за тебя замуж.
Хозяин. Вот! Это потому, что тебе еще нет и пятидесяти! Для тебя еще важно, кто за кого вышел замуж! А нам – за шестьдесят! И мы уже понимаем, что все ерунда – кроме водки, которую выпил с другом, и бреда, который нес под эту водку… А помнишь, Лешка, вечер, когда Лена впервые танцевала вакханку в «Вальпургиевой ночи»? Помнишь?
Гость. Еще бы! Ты был так прилизан и благонравен, что мне, как Тому Сойеру, сразу же захотелось тебя отдубасить. Прямо в ложе.
Хозяин(смеясь). Зато твоему прикиду ужаснулся бы сам Гекльберри Финн!.. Драный свитер, брюки повисли, как половые тряпки… и запах – боже! – запах трехдневных возлияний под лук и «Кильку в томате»! А я-то расстарался: достал билеты по брони – и бедные наши соседи, два чистеньких японских дипломата!
Елена. Зато «Браво!» Лешка вопил гораздо громче тебя.
Хозяин. Конечно! У него с перепоя прорезался такой бас – мог бы спеть Мефистофеля. (Гостю.) В общем, показал ты себя во всей красе, не зря меня потом на ковер вызывали. Времена-то были суровые, 80-й год!
Гость. Это для кого суровые, уж не для тебя ли? Да ты в ту пору в гору пер!
Хозяин(миролюбиво, но с ехидцей). А тебе что мешало? Вел бы себя как многие прочие пииты: для денег – цикл стихов о величии державы, для фиги в кармане – что-нибудь антидержавное.
Гость(злясь). Петька, когда-то твой цинизм казался мне ужасным, а теперь – ужимками. Как у Ленкиной вакханки.
Елена. При чем тут моя вакханка?!
Гость. При том самом! Порхала от одного сатира к другому, вожделение старалась изобразить, а сама небось думала: «Эк, как от вас козлами несет!»
Елена. Это такое у тебя было впечатление от моего танца? А мне казалось, что «Браво!» вопил искренне.
Гость(остывая). Ладно, не обижайся! Любил тебя без памяти – вот и вопил.
Опять звучит тот же вальс.
Елена. Они оба за мной ухаживали, да что там ухаживали, прохода не давали. Петр клялся, что обеспечит фантастическую карьеру – и не врал… как-то так легко вдруг добился, чтобы мне дали станцевать вакханку… Он уже тогда умел всего добиваться… в каждом его слове чувствовалась не терпящая возражений власть. Хотя какая уж там власть у секретаря первого класса Министерства иностранных дел? Дирекция Большого театра и не таким «буграм» на дверь указывала… А ему не указала. Ведь трудно же отказать будущему князю Горчакову. Подчиняться его взгляду, его тягучему, нараспев, «Я вас прошу…» было естественно, как идти за путеводной звездой…
Гость. Подумаешь, «белая косточка – голубая кровь», по отцовской линии – русские князья, по материнской – французские журналисты-леваки. А уж как вырядился в тот вечер: смокинг, красная бабочка, штиблеты блестят, запонки сверкают… А на мне какой-то помоечный свитер – взял у знакомого художника-монументалиста. Три дня мы в его мастерской гудели без продыху, а ели только лук да «Завтрак туриста»… Для Петьки, конечно, нет разницы: что «Завтрак туриста», что «Килька в томате»… Этот сноб даже не подозревает, что «Килька в томате» была дороже на целых семь копеек… Как его перекосило, когда меня у колоннады Большого увидел! Я даже понадеялся, что он на всю жизнь останется с такой асимметричной рожей… А Ленка танцевала божественно!
Хозяин. Терпеть не могу слово «секс» – стерильное, выхолощенное, оно для тех, кому вот-вот понадобится виагра. Либо настоящая любовь, либо полнокровный блуд, а секс – этот так… медицина! Ленкин танец был далек от медицины и от любви. Зато это была мистерия блуда, литургия блуда! Она летала от одного сатира к другому и вожделела, вожделела, вожделела… Не было у меня соперников в борьбе за право сказать: «Это моя женщина!», но был соперник в борьбе за право сказать: «Она меня любит». Единственный соперник – мой единственный друг, плебей Лешка из клоповника в коммунальной квартире. Небритый, неряшливый Лешка, провонявший перегаром, луком и «Килькой в томате»; которого пустили в Большой только после того, как я сказал: «Этот – со мной».
«Ромео и Джульетта» и «Гамлет», «Отелло» и «Король Лир», «Зимняя сказка» и «Буря» и много-много других знаменитых пьес… Так все-таки кто же автор гениальных трагедий и волнующих драм, уже более четырех веков привлекающих внимание зрителей и читателей? Не очень заметный актер Уилл Шакспер, родившийся в Стратфорде-на-Эйвоне, почти всю жизнь проживший в Лондоне, но в 1612 году вернувшийся в родной город и умерший там 23 апреля 1616 года? Или писавший под псевдонимом Shakespeare некто высокородный и высокообразованный (в число «драматургов» включали королеву Елизавету, Фрэнсиса Бэкона, Кристофера Марло, графа Саутгемптона, Мэри Герберт Сидни, графиню Пемброк, графа Ратленда и его жену Элизабет, – и это далеко не полный перечень)? В новой книге Марка Берколайко к разгадке тайны авторства случайно прикоснулся молодой ученый из XXII столетия, который с помощью устройства, улавливающего звуки из далекого прошлого, услышал, как создавались шедевры.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
В VIP-отеле для особых персон служит официант по прозвищу Кушать Подано. Красивый и обаятельный, он способен расположить к себе любого постояльца, будь то российский олигарх, испанская авантюристка, сын нацистского преступника или неаполитанский мафиозо. Кушать Подано мастерски проникает в сердца клиентов, он без слов понимает, чего именно от него хотят, и безоговорочно исполняет все желания. Взамен постояльцы открывают официанту свои души — порой черные, страшные, а порой отчаянно несчастные. Они доверяют ему удивительные и во многом узнаваемые истории своих неправедных жизней.
Один Бог знает, как там – в Афгане, в атмосфере, пропитанной прогорклой пылью, на иссушенной, истерзанной земле, где в клочья рвался и горел металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно было устлать поле, где бойцы общались друг с другом только криком и матом, – как там могли выжить женщины; мало того! Как они могли любить и быть любимыми, как не выцвели, не увяли, не превратились в пыль? Один Бог знает, один Бог… Очень сильный, проникновенный, искренний роман об афганской войне и о любви – о несвоевременной, обреченной, неуместной любви русского офицера и узбекской девушки, чувства которых наперекор всему взошли на пепелище.Книга также выходила под названиями «“Двухсотый”», «ППЖ.
Лето 1915 года. Германцы 200 дней осаждают крепость Осовец, но, несмотря на ураганный артиллерийский огонь, наш гарнизон отбивает все атаки. И тогда немецкое командование решается применить боевые газы. Враг уверен, что отравленные хлором русские прекратят сопротивление. Но когда немецкие полки двинулись на последний штурм – навстречу им из ядовитого облака поднялись русские цепи. Задыхаясь от мучительного кашля и захлебываясь кровью, полуослепшие от химических ожогов, обреченные на мучительную смерть, русские солдаты идут в штыки, обратив германцев в паническое бегство!..Читайте первый роман-эпопею о легендарной «АТАКЕ МЕРТВЕЦОВ» и героической обороне крепости Осовец, сравнимой с подвигами Севастополя и Брестской крепости.
События на Юго-Востоке Украины приобретают черты гражданской войны. Киев, заручившись поддержкой Америки, обстреливает города тяжелой артиллерией. Множатся жертвы среди мирного населения. Растет ожесточение схватки. Куда ведет нас война на Украине? Как мы в России можем предотвратить жестокие бомбардировки, гибель детей и женщин? Главный герой романа россиянин Николай Рябинин пытается найти ответы на эти вопросы. Он берет отпуск и отправляется на Донбасс воевать за ополченцев. В первом же бою все однополчане Рябинина погибают.