Фарт - [155]
— Приступай к своим обязанностям, браток, — подмигивая, сказал Сударышин Федору Бухвостову.
Федор не ответил. Ему было не до шуток. Он пристально оглядывал каждого, кто входил на борт лодки. Он думал о том, что Ефим Двибус вряд ли отказался от своего плана. Его, Федора, завербовать не удалось, но значит ли это, что бывший боцман не сумел подкупить кого-нибудь другого?
Мотористы принимали в лодку масло и керосин для двигателей Кертинга. Петр Гребень и другие электрики промывали на верхней палубе аккумуляторные сепараторы.
Может быть, кто-нибудь из них, из его товарищей, с которыми он ест из одной миски, спит рядом, продался Двибусу? Но кто? Спустившись в носовой отсек к торпедным аппаратам, Бухвостов продолжал думать все о том же.
Погрузка подходила к концу. Электрики выщелочили в содовом растворе и убрали с палубы аккумуляторные сепараторы; мотористы поснимали шланги от баков с горючим; офицеры, наблюдавшие за погрузкой с берега, заняли свои места.
Журик остановился возле Сударышина, который сидел на комингсе носового люка, спустив ноги внутрь лодки.
— Чудно! Идем на учебные стрельбы, а делов — не приведи бог!
— А что, если на учебных стрельбах откажут моторы? Поболтайся тогда, пока пришлют буксир, — буркнул Сударышин в ответ.
Журик подошел к Бухвостову.
— Ох, Хведор!.. Не было б беды.
— Иди, куда шел, — огрызнулся Федор.
На верхней палубе появился Старовойтов.
— Вячеслав Евгеньевич, все готово, — негромко сказал он подошедшему командиру бригады, с которым был Чупров.
— Ну что ж, давайте с богом, — ответил Клочковский. — Вы не раздумали, Андрей Павлович? Есть еще возможность.
Чупров только усмехнулся.
Командиры вышли на мостик, и Старовойтов скомандовал:
— Со швартовых сниматься! — Он повернулся к Чупрову: — Все-таки, господин штабс-капитан, честное слово, вам лучше остаться.
Чупров приложил руку к козырьку и спустился по трапу внутрь лодки. Он прошел в кают-компанию. Все здесь было убрано, чтобы не мешать погрузке: обеденный стол, стулья, плюшевый диванчик, этажерка с граммофоном. Рядом с буфетом на маленьком складном столике штурман раскладывал карты и инструменты. Кожа на его щеках была такая нежная, розовая, словно он еще не начинал бриться.
— Странный народ, ей-богу, — сердитым голосом произнес он. — Мы в море, может, только нос покажем, а мне в штабе всучили весь комплект карт.
— Карты не повредят, — ответил Чупров.
Что он мог еще ответить, если штурмана не познакомили с предстоящим переходом? «Как у нас все нелепо. Переход лодки держится в строгом секрете, а комплект карт не догадались передать ну хотя бы в Очакове. Ведь в Очакове будем останавливаться». И Чупров снова подумал с горечью о бестолковщине, о равнодушии чиновников к судьбам отечества.
— Вечером нагрянем в офицерское собрание, штабс-капитан? — спросил его штурман. — Я малость продулся вчера этому инженер-механику из Петрограда. Нужно взять реванш. Послушайте, господин штабс-капитан, ведь есть же на свете высшая справедливость, как считаете?
— Право, не знаю. Я, пожалуй, не замечал, — ответил Чупров с улыбкой и поймал себя на мысли, что этому ничего не подозревающему юноше с розовыми щеками, быть может, больше не придется бывать в офицерских собраниях и метать банк.
Старовойтов, спустившийся в кают-компанию выпить воды, покачал головой:
— Нет, господин штурман, вечером нагрянуть в офицерское собрание не удастся.
— О-о, — отозвался из центрального поста мичман Глушков, — а я собрался вечерком закатиться в одно местечко. Можно сказать, назначено свидание.
— Верочка, с кем? — закричал из кают-компании штурман.
— Тоже с Верочкой. Только она девушка такая… — Глушков покрутил рукой в воздухе, подчеркивая этим способом восхитительные качества девушки. — Невеста, можно сказать.
— Свидание не состоится, дорогой, — сказал Старовойтов, проходя в центральный пост.
— Поход затянется? — удивился Глушков.
К дверям центрального поста подошел штурман. Теперь и он и Глушков оба озадаченно глядели на капитана. Старовойтов усмехнулся. Он усмехался не часто и, главным образом, в тех случаях, когда другим не было смешно. Усмехнувшись, он опустил веки, отчего их глянцевитая, палевая кожа растянулась и матово заблестела в свете электрического огня.
— Да, не скоро увидитесь с невестой, Верочка, — проговорил он.
— Все против нас, — сказал мичман Глушков, — но мы все-таки не дрейфим.
Он вздохнул, щелчком сдвинул на лоб фуражку и вразвалку пошел в кормовой отсек.
Бухвостов, сидевший на рундуке в кубрике, подумал в это время с облегчением, что Двибус просчитался. Заградитель вышел в поход так неожиданно, что он ничего не успел предпринять. Это ясно. Может статься, что они переходят в Севастополь, — тогда концы в воду, пускай чертов «Австралиец» попробует их разыскивать! И, подумав об этом, Федор тут же усомнился. А вдруг Двибус знает о походе? Вдруг успел кого-нибудь подыскать? Уж больно ловок этот сукин сын. Выйдешь в море, а какая-то сволочь подбросит карандаш.
«Надо бы сказать кому-нибудь из офицеров о своей тревоге», — подумал Федор, но у него и на этот раз не хватило решимости…
Причал, а за ним заводские строения отходили назад и в сторону. Постепенно открывался город, от края до края заполненный садами, между которыми проглядывали белые дома. Открывались проемы улиц. Из-за песчаной отмели вывернулись пассажирская пристань, легкие зеленоватые и белые павильоны купален, берег с глинистым обрывом, ветвистый дуб с лохматыми, как борода, корнями, обнаженными на краю обрыва.
В книге А. Письменного (1909—1971) «Рукотворное море» собраны произведения писателя, отражающие дух времени начиная с первых пятилеток и до послевоенных лет. В центре внимания писателя — человеческие отношения, возмужание и становление героя в трудовых или военных буднях.
В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.
Одна из основных тем книги ленинградского прозаика Владислава Смирнова-Денисова — взаимоотношение человека и природы. Охотники-промысловики, рыбаки, геологи, каюры — их труд, настроение, вера и любовь показаны достоверно и естественно, язык произведений колоритен и образен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Необычайные похождения на волжском пароходе. — Впервые: альм. «Недра», кн. 20: М., 1931. Текст дается по Поли. собр. соч. в 15-ти Томах, т.?. М., 1948.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!