Фарт - [154]

— Для «Спрута» мины найдутся, — вяло проговорил он, глядя на командира бригады, и, смягчая напоследок неприятный разговор, добавил: — Задача трудная, ответственная, но я полагаюсь на вас. Я надеюсь, «Спрут» выполнит ее с честью!

— Есть выполнить с честью, — бесстрастно повторил Клочковский.

— Мины ставить в самом устье пролива в одну линию. Казимир Филиппович, дайте мне карту. — Эбергард взял карту из рук Кетлинского и продолжал: — Вот смотрите, длина заграждения — одна миля. Ясно? — Клочковский и Старовойтов наклонились над столом. — Интервалы между минами — пятнадцать саженей. К месту постановки подойти в погруженном состоянии. Неприятель ничего не должен подозревать. Какое время лучше всего выбрать для постановки?

— В сумерки, я думаю, ваше высокопревосходительство, — ответил Клочковский.

— Хорошо. Определитесь по входному маяку засветло — и в дело. Во время самой постановки перископа не поднимать.

— Есть, ваше высокопревосходительство, перископа во время постановки не поднимать.

Все время Чупров молчал. Теперь он шагнул вперед и четко сказал, вытягиваясь во фрунт:

— Разрешите обратиться, ваше высокопревосходительство.

— Что еще? — скучным голосом спросил Эбергард.

— Прошу разрешить мне следовать с заградителем в поход.

Чупров произнес это с предельной настойчивостью, допустимой в обращении с командующим. Он опасался, что адмирал возразит, желая избежать лишних потерь. Но адмирал и к этому отнесся с безразличием.

— Что же, идите, это будет полезно для дела, — только и сказал он.

— Ваше высокопревосходительство, позвольте заметить, присутствие штабс-капитана совершенно излишне, а в случае неблагоприятного исхода его гибель будет весьма чувствительна для отечественного флота, — сказал Клочковский.

— Оставляю этот вопрос на ваше усмотрение, — заключил Эбергард.

— Разрешите идти? — спросил Клочковский.

— Пожалуйста. Да, между прочим, на переход до Севастополя могу дать эскорт миноносцев, чтобы было не так страшно.

Клочковский бросил быстрый взгляд на Старовойтова.

— Нет, ваше высокопревосходительство, серьезной помощи миноносцы не окажут, наоборот, скорее выдадут присутствие заградителя.

Офицеры вышли. Они молча спустились по парадному трапу в катер, ожидающий внизу, и тогда Чупров сказал:

— Но это немыслимо! Это невозможно!

— Старик малость дрейфит, — коротко определил Старовойтов. — Черт, когда он предположил, что меня страшит операция, я чуть не вскипел.

— Как же она может не страшить, когда лодка совершенно не проверена.

— Будем выполнять, — коротко сказал Клочковский.

— Меня злит это равнодушие. Преступное безразличие к судьбе отечественного флота, — возмущался Чупров.

— Усталый, больной человек, — извиняя адмирала, заметил Клочковский.

— Значит, нужно на покой.

— Эх, батенька! А слава? А почет? А пристрастие к власти? — возразил Клочковский. — Но вам я вот что скажу, Андрей Павлович. Мы — солдаты. Наша участь — плавать и умирать. Риск — это наша профессия. А вам рисковать незачем. Напротив, если с вами случится беда, то погибнет и ваша идея. Эту потерю русскому флоту нелегко будет возместить.

Чупров сердито повернулся к нему.

— Что же, вы думаете, человек, позволяющий рисковать другим на своей «коробочке», может остаться в стороне? Как вы сами отнеслись бы к такому субъекту?

Клочковский промолчал. Затем он спросил:

— Значит, решили твердо?

— Да, — сказал Чупров.

— Конструктора всегда интересует преимущественно тот корабль, который сломался надвое, — заметил Старовойтов.

— Совершенно верно, — сказал Чупров.

— Что же, пожалуй, вам представится такой случай, — сказал Клочковский и усмехнулся.

Катер описывал широкую дугу. Чупров бросил взгляд на дредноут. Он стоял на воде в сумраке наступающего вечера. Стрелы, на которых держались противоминные сети, щетинились по его бортам, как весла древней галеры, опущенные на воду. Памятуя о порт-артурской катастрофе, адмирал строго следил за тем, чтобы к закату было спущено сетевое заграждение.

Вокруг дредноута в вечернем сумраке сновали миноносцы, быстрые в движении, как мыши. Река была совершенно спокойна. В этом месте из-за близости широкого простора лимана даже течение на реке было неразличимо. Миноносцы раскачивали воду вокруг дредноута и сами качались на волне. Кормы их низко сидели в воде, а волны то открывали красные полосы на их носах ниже ватерлинии, то скрывали. Дредноут был неподвижен.

Катер приближался к берегу. Стало совсем темно. Внезапно из трубы ближнего миноносца выкинуло пламя. На секунду осветились надпалубные постройки, шлюпбалки и во тьме вырисовалась корма «Императрицы Марии», точно отлитая из чугуна. Сердито сверкнули золотые орлы.

ГЛАВА XIII

Чтобы скрытно произвести переход в Севастополь, командир бригады приказал капитану «Спрута» сообщить экипажу, что заградитель выходит в море на учебные торпедные стрельбы. Десять человек из команды заградителя, назначенные к переезду в Севастополь по железной дороге, неожиданно были задержаны поздно вечером накануне отъезда.

Утром на тележке подвезли к «Спруту» две торпеды. Обмазанные вазелином, они жирно блестели в лучах июльского солнца. Одну за другой их подняли на лебедке и, погашая игру солнечных лучей, опустили через носовой люк в темноту лодки.