Фарт - [110]

Шрифт
Интервал

Пушку установили на позиции, развели станины, забили для устойчивости клинья, похожие на геральдические гербы, выкопали ровик, чтобы при откате казенная часть не ударяла о землю. Установщик тем временем свинтил со снарядов колпачки взрывателей, зарядный приготовил снаряды.

«А что, если действительно Чепель прав, — подумал Кадушкин, — разве они уложатся в четыре минуты?» И он посмотрел на часы. Он подумал впервые, что в самом деле, может, Чепель и прав — и при такой медленной работе они не успеют сняться вовремя. И Кадушкину стало не по себе. «Откроет немец огонь раньше времени, шлепнет тебя по загривку, костей не соберешь», — думал Кадушкин.

Когда наводчик навел орудие на цель и лейтенант Терентьев отдал команду, Кадушкин не поверил своим глазам. Орудийный расчет точно подменили. С удивлением Кадушкин смотрел на бойцов. Он никак не ожидал, что эти люди, шевелившиеся так медленно секунду назад, могут работать с подобной быстротой. Он был любопытен, когда дело касалось механизма, и хотел видеть, как управляются с ним люди, но не мог проследить за действиями бойцов. Снаряд и гильза мгновенно исчезли в казенной части, и пушка оглушительно рявкнула. Желтовато-оранжевое пламя вырвалось из ее ствола. Полетел пепел сгоревшей пробки и сальника, крупный, желтовато-серый, легкий, как снег. Зеленоватое облако дыма поднялось к небу. Бесшумно откатилась и вернулась на место казенная часть. И уже снова поднесены снаряд и гильза, и замковый снова дернул боевой шнур. Выстрел следовал за выстрелом — оглушающие, рвущие воздух, пышущие огнем, останавливающие сердце резким ударом. И все же лейтенанту Терентьеву темп показался недостаточным.

— Быстрей, товарищи, быстрей! — то и дело покрикивал он.

«Куда же еще быстрей?» — думал Кадушкин, увлеченный стрельбой. Он и так не понимал, как у этих людей руки не запутаются от неимоверной спешки.

Кадушкин не успел сообразить, что уже произведено десять выстрелов, как лейтенант крикнул:

— Отбой!

Мгновенно люди повытаскивали клинья, укрепляющие орудие на месте, спустили ствол, свели станины, и вот уже командир отделения тяги приказывает подавать тракторы, и расчет, в считанные секунды установив пушки на станину, гуськом бежит вперед.

Да, действительно так все и произошло, как описывал Чепель. Расчет отстрелялся в четыре минуты и ушел бегом, а Кадушкин с Чепелем, как герои, остались выволакивать «старушку». Сердце Кадушкина преисполнилось гордости. Точные, быстрые действия орудийного расчета вселили в него уверенность. «С такими людьми не пропадешь», — так теперь казалось ему. И вдруг позади что-то лязгнуло. Тракторы рванулись вперед. Кадушкин оглянулся. Пушка стояла на прежнем месте, ее станина сорвалась с передка. Кадушкин пронзительно свистнул, остановил трактор, выскочил из кабины и побежал к орудию.

К пушке бегом возвращался командир тяги. Весь расчет следовал за ним по пятам.

— Сдай назад! — на бегу крикнул командир тяги трактористам.

Кадушкин полез обратно в кабину трактора.

Он слышал, как ругаются люди и Клейменов говорит лейтенанту, что грунт сырой, колеса увязли, потому и сорвалась резьба шкворни и станина соскочила с передка. Чепель, приоткрыв дверцу кабины, стоял одной ногой на гусенице и глядел, как работают люди. Кадушкину было видно его лицо, искаженное от напряжения. Лейтенант Терентьев взглянул на часы. На сердце у Кадушкина защемило. Он посмотрел в сторону передовых, точно мог увидеть, что там делается. Он прислушался. Пока что тихо.

— Ох, ребята, накроет, — проворчал кто-то из бойцов.

«Ну скоро они? Черт! Скорее!» — безотчетно думал Кадушкин. Страх все сильнее овладевал им. Он еще ни разу не был под обстрелом.

Вот уж и командир батареи стал поглядывать в ту сторону, откуда немцы могли открыть огонь. Время тянулось так медленно, точно проходили часы, а не минуты. Но люди продолжали возиться у передка. Кадушкин зевнул. Он устал от напряженного ожидания. И тогда, точно что-то перегорело в нем, он перестал волноваться, странное безразличие охватило его. Он плотнее уселся на сиденье и подумал: «Будь что будет, в конце концов».

В это время люди у передка выпрямились, и командир тяги крикнул:

— Пошел!

Оба трактора двинулись вперед. Колеса пушки выползли из колеи непросохшего грунта. Обгоняя тракторы, расчет орудия бегом направился к дороге.

И тогда послышался приближающийся свист. Потом донесся звук выстрела. Артиллеристы плашмя упали на землю. Присел и лейтенант Терентьев, который шел позади всех. Кадушкину нельзя было падать. Ему очень хотелось сейчас упасть и быть поближе к земле, но он должен был сидеть в кабине и вести трактор. Кадушкин увидел, что Чепель обернулся, лицо у него было напряженное и злое, и он зачем-то погрозил пальцем. Но снаряд уже разорвался метрах в тридцати от позиций, на которых только что стояла пушка, и осколки с отвратительным жужжанием пронеслись мимо Кадушкина. Один из них угодил в крыло трактора, и машина глухим стоном отозвалась на удар.

Кадушкин выругался, согнулся, втянул голову в плечи. Когда же он понял, что жив, что не от каждого снаряда человек гибнет, на душе у него полегчало. Он приоткрыл дверцу и крикнул неизвестно кому:


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Рукотворное море

В книге А. Письменного (1909—1971) «Рукотворное море» собраны произведения писателя, отражающие дух времени начиная с первых пятилеток и до послевоенных лет. В центре внимания писателя — человеческие отношения, возмужание и становление героя в трудовых или военных буднях.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».